Некуда
Шрифт:
– Вам что за дело? Что вам за дело? – спрашивал с ударением каноник. Рациборский молчал.
– Ваше дело не рассуждать, а повиноваться: законы ордена вам известны?
– Я прошу позволения…
– Вы должны слушать, молчать.
– Ксендз каноник Кракувка! – вспыльчиво вскрикнул Рациборский.
– Что, пан поручик московской службы? – с презрительной гримасой произнес Кракувка, оглянувшись через плечо на Рациборского.
Рациборский вздохнул, медленно провел рукою по лбу, и, сделав шаг
– Я прошу извинения.
– Прощения, а не извинения, – сухо заметил каноник, не обращая никакого внимания на Рациборского.
– Я прошу прощения, – выговорил молодой человек. Каноник не ответил ни слова и продолжал ходить молча.
– Принесите мне стакан воды с сиропом, – проговорил он через несколько минут.
Рациборский вышел, и пока он возвратился, Кракувка что-то черкнул карандашом в своем бумажнике.
– Вы дурно действовали, – начал Кракувка, выпив воды и поставив стакан на стол.
– Здесь ничего нельзя делать.
– Неправда; дураков можно заставлять плясать, как кукол. Зачем они у вас собираются?
– Они любят сходиться.
– Бездельники! Что ж, они думают, зачем они собираются у вас?
– Им кажется, что они делают революцию.
– Только и умно, что вы тешите их этой обстановкой. Но что они ничего не делают – это ваша вина.
– Ксендз каноник многого от меня требует.
– Многого? – с презрением спросил Кракувка. – Они бредят коммунизмом своего народа, да?
– Да.
– Так я им завтра дам, что делать, – сказал с придыханием Кракувка.
– Но и это не все; лучшие, умнейшие из них не пойдут на это.
– А зачем вам лучшие? Зачем вам этот лекарь?
– Мне его рекомендовал Арапов.
– Это очень глупо: он только может мешать.
– Он знает страну.
– Надо держать крепче тех, которые меньше знают. У вас есть Арапов, рыжий, этот Пархоменко и капитан, Да Райнер, – помилуйте, чего ж вам? А что эти Белоярцев и Завулонов?
– Трусы.
– Совсем трусы?
– Совсем трусы и не глупы.
– Гм! Ну, этих можно бросить, а тех можно употребить в дело. При первой возможности, при первом случае пустить их. Каждый дурак имеет себе подобных.
– Райнер не дурак.
– Энтузиаст и неоплатоник, – это все равно, что и дурак: материал лепкий.
– Розанов тоже умен.
– Одолжить его. В чем он нуждается?
– Он ищет места.
– Дать ему место. Послезавтра вышлите мне в Петербург его бумаги, – и он может пригодиться. Ваше дело, чтоб он только знал, что он нам обязан. А что это за маркиза?
– Женщина очень пылкая и благородная.
– А, это прекрасно.
– Она «белая».
– Это все равно.
– Она ни к чему не годна: только суетится.
–
– Она это и так думает.
– И прекрасно. Спутать их как можно больше.
– Ксендз каноник…
– Пан поручик!
– Между ними есть честнейшие люди. Я не смею возражать ничего против всех, но Розанова, Райнера и маркизу… за что же их? Они еще могут пригодиться.
– Кому? кому? – опять с придыханием спросил каноник. – Этой шизме вы бережете людей. Ей вы их сберегаете?
– Я не могу не уважать человеческих достоинств во всяком.
– Кто хвалит чужое, тот уменьшает достоинства своего.
– Они также могут содействовать человеческому счастью.
Каноник остановился посреди комнаты, заложил назад руки и, закинув голову, спросил:
– Вы веруете в чистоту и благость стремлений общества Иисусова?
– Свято верую, – отвечал с искренним убеждением Рациборский.
– Так помните же, – подлетая на своих черных крыльях к Рациборскому, начал каноник, – помните, что со времен Поссевина нам нет здесь места, и мы пресмыкаемся здесь или в этом шутовском маскараде (ксендз указал на свой парик и венгерку), или в этом московском мундире, который хуже всякого маскарада. Помните это!
– Я помню.
– Австрия, эта проклятая ракушанка, дает нам приют, а в нашей хваленой России мы хуже жидов.
– Они не понимают святых забот общества.
– Так надо, чтоб они их поняли, – произнес, захохотав, Кракувка. – Первый случай, и в ход всех этих дураков. А пока приобретайте их доверие.
– Это, ксендз каноник, не стоит труда: эти готовы верить всякому и никем не пренебрегают – даже «чертом».
– И отлично; нет ли еще где жида крещеного?
– Может быть, найдут.
– И отлично. Чего же вам? С таким-то материалом не заложить постройки!
– Я искал других людей.
– Лучше этих не надо. Полезнее дураков и энтузиастов нет. Их можно заставить делать все.
– Глупое, – сказал Рациборский.
– Ничего умного и не надо нам; поручик не стоит au courant [45] с интересами отечества.
Рациборский грустно молчал.
Кракувка остановился, посмотрел на него и, медленно подойдя к висевшему над столом женскому портрету, сказал с расстановкой:
– Урсула слишком поторопилась дать свое слово: она не может быть и никогда не будет женою нерешительного человека.
Рациборский встрепенулся и взглянул на ксендза умоляющим взором.
45
На одном уровне (франц.).