Неласковый отбор для Золушки
Шрифт:
Я медленно кивнула. Чтобы Кенна нашла себе объяснение моему странному поведению. И для меня это действительно было жутко. Жутко видеть на огромной картине в этом замке, в этом мире то самое лицо, которое столько раз с любовью разглядывала на поляроидных снимках в наших семейных фотоальбомах. Лицо моей матери.
ГЛАВА 24
Кенна продолжала верещать, уводя меня дальше сквозь портретную галерею. Машинально шла за ней. Глаза застилало темной пеленой. Звуки доносились неразборчиво и приглушенно,
Мама. Как такое возможно? Или это не она, просто очень похожая женщина?
Нет. Хочется поверить в совпадение, успокоить себя. Но так не бывает. Неспроста же я угодила в Веравин.
Что, мы с Рианной — сестры? Причем я старше. Означает ли это, что… на Земле мама не пропала без вести, а перенеслась в Веравин, как я? И тут вышла замуж за Вальдера, родила Рианну… Связалась с этими Кей Ла Мо и была осуждена?
Моя мама — тоже попаданка?
Что я знаю о ней? Об ее исчезновении?
Почти ничего. Папа мало говорил о ней. Было заметно, как тяжело ему вспоминать. О ней самой он еще рассказывал… Моменты, полные нежности и умиления. Как они вдвоем заботились обо мне, водили меня в зоопарк…
Но об ее исчезновении он говорить не мог. Мгновенно замыкался в себе. Все, что я знала: однажды мама вышла в магазин за продуктами и не вернулась. Милиция не нашла никаких следов. Никто не видел ее, никто ничего не мог сказать.
Она так же, как я, вдруг обнаружила себя в Веравине? Но не в чужом теле — судя по портрету. Как сложилась ее судьба здесь? Как она оказалась среди Кей Ла Мо? Или это был пустой навет, и мама не имела никакого отношения к этим сектантам-утопистам?
Мы дошли до трапезной, сели за стол. Слуги подали еду, но я, несмотря на голод, не чувствовала вкуса. В голове кружился хаотичный, гудящий рой вопросов. Шилла изображала светскую беседу, я механически кивала и поддакивала, а сама не понимала и половины из ее болтовни.
Лорд Вальдер присоединился к нам за столом, и я исподтишка внимательно разглядывала его. Этот человек был мужем моей матери. Они родили общего ребенка… мою сестру. А йотом он не смог защитить мою мать от местной инквизиции.
Не смог. А хотел ли?
Во мне поднялась ярость на лорда Вальдера. Не спас, не помог. Она ведь родила ему дочь. А мой папа? Что сделал бы он, чтобы защитить маму? Я не сомневалась — он пошел бы на все! Не то что этот слизняк.
До конца обеда еле высидела. Ненавидела эту чертову семейку. И папаша был в тысячу раз хуже Шиллы с дочками. Эти делали пакости врагам. А Вальдер предал ту, которую любил.
И вот в этот миг, когда я мечтала стереть всех четверых с лица земли, Шилла выдала, как кипятком окатила:
— Леди Грейн, давайте проведем сегодня урок. Не терпится послушать, как наши красавицы запоют с вами соловушками.
Что бы такого сделать, чтобы не надеть Шилле тарелку с супом на голову? А лучше — ночной горшок со всем содержимым. Прямо сейчас.
Сука. Урок проведем. Единственный урок, который я желала преподать ее дочуркам, — выдрать из ограды
«Мачеха» тем временем вошла в раж, принялась расписывать, какую комнату она отведет под наши уроки. Что заниматься ее ненаглядные пташки будут три раза в день — утром, перед обедом и вечером. Что обязательно должны быть занятия на свежем воздухе, а для этого подойдет беседка в западной части парка, и надо выставить из нее всех, кому вздумается прогуляться по парку и посидеть в этой беседке. Никто не должен путаться под ногами во время занятий.
— Пожалуй, там и проведем сегодня первый урок. Что скажете, леди Грейн?
Я вертела в руках нож. Будто бы примеривалась к бифштексу. А на самом деле воображала, как с размаху втыкаю его в выпученный глаз Шиллы.
Лорд Вальдер слушал ее тираду с отсутствующим видом. Даже не слушал, просто витал где-то в облаках. И не пытался вставить хоть слово в масштабные планы супруги.
Мне оставалось лишь промямлить: «Как будет угодно миледи». Потом я захотела дать себе в лоб. Ведь можно было наплести, что заниматься вокалом после дороги вредно. Мол, перелет на селаире отрицательно сказывается на голосовых связках, и ненаглядные соловушки рискуют стать безголосыми на всю оставшуюся жизнь.
Но шок от маминого портрета в галерее замка Вальдеров вырубил соображалку напрочь. Так что прямиком с обеда меня потащили в замковый парк. Вчетвером мы расположились в той самой беседке, о которой говорила Шилла.
ГЛАВА 25
Все это походило на театр абсурда. Петь сейчас перед этими людьми и вместе с ними — что может быть бредовее? Но стоять истуканом не получится. Потрачу весь урок на разминку. Пусть думают, что это прогрессивные тангрийские методы обучения вокалу.
Методы и правда были прогрессивными. Одна из наших преподавательниц регулярно ездила в Питер на вокальные семинары немца Хольгера Лямпсона. И привозила оттуда оригинальные приемчики, которые опробовала на студентах.
Сейчас они мне пригодились — когда петь и распевать бездарного ученика бессмысленно, а показать себя крутым педагогом нужно. Немного все-таки пришлось запевать самой, чтобы продемонстрировать им технику. Но большую часть урока я забавлялась, глядя, как сестрички неуклюже вибрируют губами. Походили они при этом на рыб, подыхающих на песке.
Шилла недоуменно кривилась. Суть прогрессивных методов плохо доходила до нее. Как и до нас, студентов, в свое время. Но я уверенно продолжала давать сестричкам новые и новые упражнения, высокопарно заявляя, что это верный путь освобождения голоса от зажимов. А значит — путь к победе в отборе и замужестве.
Не знаю, купилась Шилла или нет. Что-то ее отвлекло, она навострила уши. А потом с прытью, которой в ее возрасте не ждешь, метнулась из беседки в кусты. Оттуда донеслись два вопля. Один — Шиллин торжествующий. Второй — незнакомый мужской.