Нелегкий выбор
Шрифт:
— По-моему, Фэрил ездила туда, только когда училась в начальной школе… ну, может быть, пару лет в средней.
— Дедушка умер, когда я заканчивал школу, а бабушка решила, что не справится с нами в одиночку. Впрочем, с Фэрил никто не мог справиться. Каким непослушным ребенком она была!
Лэйни почувствовала, что у нее горло сжимается от волнения. Никто, ни один человек не говорил о Фэрил так, как ее брат! Он помнил ее точно такой же, какой помнила сама Лэйни, — настоящей.
— Однажды ночью она потихоньку выбралась из дому, — продолжал Пенн, глядя мимо Лэйни и словно что-то различая
Заметив, что стакан Лэйни опустел, он потянулся за бутылкой.
— Белое кончилось! Значит, настало время перейти на красное.
Лэйни не возражала. Пока Пенн орудовал штопором, она откинулась поудобнее, впервые за долгое время чувствуя, что расслабилась. В голове приятно шумело. Когда Пенн подвинул ей полный стакан, она сделала хороший глоток и спросила:
— Так какое же отношение каникулы в Нью-Хемпшире имеют к твоим кулинарным талантам?
— Дедушка был поваром от Бога. Разве Фэрил никогда не говорила об этом?
— Что-то такое припоминаю, — согласилась Лэйни, порывшись в памяти. — Она рассказывала о каких-то грандиозных завтраках: блины, яичница и прочее — словом, каждый съедал столько, что хватило бы на взвод солдат.
— Это потому, что в Нью-Рошели нас только что голодом не морили, — объяснил Пенн с невеселой усмешкой. — Отец не горел желанием идти по стопам дедушки. Может, потому, что мать считала один тост без масла достаточным завтраком даже для взрослого мужчины.
— Знаю, — почти промурлыкала Лэйни, наслаждаясь этим экскурсом в прошлое. — Поэтому каждый раз, как моей матери приходила в голову идея приготовить громадный кочан фаршированной капусты или запеченную телячью грудинку, Фэрил обязательно приходила в гости и оставалась на ужин. Думаю, у нее развились кое-какие способности к телепатии. Постепенно мать начала относиться к ней, как к приемной дочери.
Она вдруг почувствовала на щеках слезы и сказала жалобно:
— Я так скучаю по ней…
Пенн подвинулся ближе и обнял ее, словно это могло все как-то исправить. Удивительно, но на какое-то время Лэйни показалось, что это в его власти. Она закрыла глаза, чувствуя, как пальцы поправляют ее волосы, смахивают слезы со щек и подбородка, слушая слова утешения, ничего не значащие и значащие так много.
А потом она подумала: это же Пенн Бекли! — и чувство комфорта сменилось резким, нестерпимо сладостным возбуждением.
Каким-то образом они оказались на диване в гостиной, неистово сжимая друг друга в объятиях, и не было ничего прекраснее его поцелуев и прикосновений, его жадных ласк. «Он, наверное, тоже пьян», — подумала Лэйни и попыталась отстраниться, но не могла. Его тепло, нетерпеливая дрожь его тела — это было ей нужно, потому что она устала, смертельно устала от своей одинокой борьбы.
Она содрогнулась от наслаждения, когда он оказался внутри, и счастливо отдалась толчкам и качаниям, словно это было движение по прекрасной дороге, в конце которой находилось
Это было первое, что Лэйни вспомнила, проснувшись. Она открыла глаза и огляделась, обнаружив, что лежит в своей постели. Она не сразу решилась спуститься, не зная, как вести себя с Пенном, но его не было ни внизу, ни в летнем домике, только на столе лежала короткая записка: «Спасибо за все. Пенн». К тому моменту, когда Лэйни приготовилась уйти, головная боль и смущение остались единственным напоминанием о бурной ночи.
Она шла к дому медленно, думая: «Великолепно! Просто потрясающе! Нет лучшего средства от стресса, чем напиться и завалиться в постель со своим собутыльником!»
Телефон звонил, когда она вошла в дверь. Прикинув, не лучше ли сначала поискать аспирин, Лэйни решила подождать с этим. Телефон продолжал заливаться, и она схватила трубку, выдавив невнятное приветствие.
— Это Лэйни?
Голос казался лишь смутно знакомым, и она ограничилась осторожным:
— Да, слушаю вас.
— Это Патрик Фучард.
Она непроизвольно выпрямилась и прокашлялась, надеясь, что осилит разговор, если он пойдет на профессиональном уровне.
— Вот что, Лэйни, — продолжал Фучард, — вам сейчас трудно, но я звоню для того, чтобы вы знали: проект все еще ваш.
Лэйни не сразу нашлась, что ответить. Она ни разу не вспомнила про Маризу за всю неделю, потому что была слишком занята хозяйством, обедами и балетными пачками.
— Э-э… мистер Фучард… что же мне вам ответить? Я получила в наследство целую жизнь, и притом жизнь, в которой мало что понимаю. Мне очень неловко, но… боюсь, что мне сейчас не до проекта.
— Меня зовут Патрик, — вдруг сказал Фучард, помолчав. — Так меня впредь и называйте. И вот что, Лэйни, этот проект создан для вас. Несколько месяцев у вас в запасе есть, так что подумайте. Не стоит принимать решение так скоропалительно. Пусть пока все идет, как идет, а позже…
Он продолжал уговоры. Лэйни представила, что все-таки отказывается, и ей захотелось умереть на месте.
— Я согласна! — сказала она поспешно.
Фучард, довольный, попрощался и повесил трубку. Несколько минут она была не в силах двинуться и стояла, опершись о подоконник и глядя на заснеженные деревья за окном. Она вспомнила волнующий деловой шум студии, вспомнила удовольствие, которое испытывала, когда первая пара линий на чистом листе постепенно превращалась в готовый персонаж.
Лэйни прижалась лбом к холодному стеклу, чувствуя, как отступает боль в висках. Она начинала теперь понимать, что скучает не только по Фэрил. Ей недоставало утра, когда она просыпалась в своей крохотной квартирке, чтобы пойти на работу, и чашки кофе, которую она привыкла выпивать в одиночестве, прежде чем оказаться лицом к лицу с наступающим днем. Ей недоставало троллейбуса «Б», который возил ее на Шестую Авеню, и тайного волнения, которое всегда охватывало ее при неожиданной встрече с Джулианом в одном из коридоров «Карпатии», и обедов в обществе Карлы и Гейл.