Нелепые и безнадежные
Шрифт:
– Знаешь, кому он отправлял деньги на материк?
Он даже не спросил, отправлял ли отец деньги вообще. Он был уверен.
– Да. В Д**. Это где-то во Франции, кажется.
– Так «кажется» или во Франции?
– Во Франции.
Пивэйн поскоблил ногтями полосу щетины на подбородке. Отвык бриться, а Вадому с бритвой подпускать к своей шее был пока не готов.
Франция. Обычная страна, слишком обычная. Немаленькая, развитая, кажись, христианская. Пивэйн покопался в памяти, историю он изучал без усердия. Вспомнились лишь сожженный Жак де Моле и Варфоломеевская ночь. Слишком давно, слишком банально. Пивэйн потупился.
Отец обожал на свете только три вещи (и это не его трое выживших детей). Роджер Лаветт обожал деньги, экзотику и риск. Денег у него было достаточно. Путешествуя сквозь воды, окружавшие Обитель Забытой Пучины, в столь старом возрасте, он рисковал своей жизнью, вне зависимости от курса плавания. Но вот экзотика – какая на материке может быть экзотика? Ближний Восток, Азия, может, со скидкой на старость путешественника – Восточная Европа. Но Западная…
Пивэйн чертыхнулся.
Если в тебя не кидают копьями, как ты привык, и чтобы купить женщину, достаточно заплатить ей из своего кошелька, и не нужно, как в былые времена, подниматься на гору, чтобы убить дикого зверя, чей клык должно истолочь для мощнейшего афродизиака, то это уже настолько непривычно, что может считаться экзотикой?
Отец так привык к сокрытым племенам туземцев, на которых умел каким-то образом натыкаться в океане, что они для него стали обыденностью?
И, будучи совсем дряхлым и изнеможенным развратом и постоянными рисками, он вдруг понял, что все эти годы ему не хватало прогулки по чистым улицам города, полного приятненьких достопримечательностей? И единственным его риском стали неудачная погода и несварение желудка от слишком плотного завтрака?
– Ее имя… – Йозр покопался в бумагах, открыл блокнот, пролистал страниц девять. – Ребекка Висси. Содержанка. Ничего особенного. Я даже удивился. Не поверил сначала. Но все проверил – это точно содержанка из Д**.
Пивэйн потупился. С каких пор отец переводил деньги содержанке?!
Шантаж? Оплата колдовских услуг? Благотворительность, чтобы искупить страшный грех? Старческое помешательство, которое можно было бы назвать любовью, если бы речь шла не о Роджере Лаветте? Или…
– Сколько ей лет? – поинтересовался Пивэйн. Голос, зараза, дрогнул.
– Понятия не имею.
– А цвет волос ее знаешь?
– Откуда бы, – фыркнул Йозр.
Пивэйн снова погрузился в задумчивость: «Кто же ты, девчонка? Это все как-то связано с тобой. Он ведь знал тебя. Он знал тебя, это точно».
Черви сомнения копошились в животе.
– Он писал ей или только деньги слал?
– Не знаю. Я следил за Роджером через банк и накладные порта. О письмах мне ничего неизвестно. Может, была пара писем, но вряд ли больше. Я следил за Слагом, и если бы Роджер вел активную переписку с какой-то загадочной особой с материка, которой отсылал нехилые деньжатки, этот змееныш начал бы копать. Как минимум, обсудил бы с женой, а треть прислуги на их вилле подкуплена.
– Треть – это всего лишь треть, Йозр. Теряешь хватку. Зачем ты вообще так активно следил за Слагом? Али решил корни в Гринкрике
Гулливер облизал пересохшие губы. Пивэйн всегда охранял свою рациональность мышления, как дуэнья – невинность полоумной красоточки из богатой семьи. Но в отношении Слага он, как и Вадома в отношении Эмили, становился слеп и туп. Высокомерие замутнило его сознание.
– Слаг не так прост, как ты думаешь, Пив. Ты зря его недооцениваешь.
Пивэйн окрысился:
– Не знал, что вы подружились, прости.
– Мы не друзья, и не надо говорить со мной таким тоном. Может, я и слепну от жадности, но я знаю, на кого делать ставку. Я ведь поставил на тебя, Пивэйн. И теперь, хоть и буду служить тебе, но ставлю я на Слага. Он сколотил состояние и легенду о собственном происхождении меньше чем за двадцать пять лет. Он умудрился жениться на твой сестре – не на той, на которой хотел, но это тоже чего-то стоит. Слаг залез в карман твоего отца, и Роджер долго не мог понять, как это так происходит, что он нищает, а его компаньон богатеет. Может, Слаг и мерзкий тип, но не стоит его недооценивать.
Пивэйн хмыкнул. Слага он недолюбливал, но уважал в глубине души. Человек, создавший себя сам. Забивший собственную гордость и переступивший через ее труп. Слаг вылизывал сильным мира сего башмаки, колени и то, что выше, и когда они с отвращением отворачивались от него, перекидывал безвкусный галстук на их шеи и душил, пока не раздастся последний хрип. Пивэйн презирал Слага, но не мог не восхищаться его прорывом, его беспринципностью. Защитная речь Гулливера подкрепила уважение к этому слизняку. Очевидно, эти шесть лет он провел продуктивно.
Йозр стоял в ожидании новых приказаний. Он потаскался, заметил Пивэйн. Похож на своего папашу, только выше головы на три.
– Ладно, Йозр. – Пивэйн тяжело поднялся. – Дела не ждут. Рад был тебя видеть, хоть ты и ворюга. А забавно вышло, если подумать, – сказал он уже в дверях. – На людях всю жизнь играли, что ненавидим друга, и ты меня обкрадываешь. И вот, посмотри, уже и врать не нужно.
– Этого не повторится, Пив, – пообещал Йозр, осознавая, что его обещания и курика не стоят. – Я все верну. Завтра же. Передавай привет Вадоме.
– Поверь, в твоих интересах, чтоб Вими считала тебя мертвым грешником, а не живым. В последнее время она стала больно уж вспыльчивой и мстительной. Кстати о мстительности! – Он постучал пальцев по набалдашнику. – Будь душкой, передай Мартине, что вскоре я навещу ее, и пусть не пытается бежать – из-под земли достану. И не забывай, Йозр, мы не партнеры, теперь ты принадлежишь мне.
Пивэйн усмехнулся, окинул взглядом узкий кабинет с выцветшими бледными обоями в цветочек и его хозяина, Йозра Гулливера, великана в купеческом жилете, который был его единственным другом и компаньоном много лет.
Уходя, Пивэйн смачно хлопнул дверью. В кустах во дворе прятался камердинер.
Глава 8. Вадома вспоминает молодость
Отчего-то Вадома волновалась. Прием, на котором Слаги будут вымогать деньги, – ну что в этом такого? Однако Вадома была взволнована, как в детстве, когда дядя помогал ей подобрать туалет и, пока заплетали волосы, муштровал ее по книге «193 правила хорошего поведения для молодой леди в обществе от Оливии Лаветт».
Вадома вздохнула, но вздох давно стал для нее лишь жестом. Ее тело было мертво, она не нуждалась в дыхании. Вадома заставляла себя «дышать», напрягая нужные мышцы. Дыхание – это жизнь, а Вадома хотела вновь жить.