Нелетная погода (сборник)
Шрифт:
– Я бы предпочел, чтобы она вышла навстречу живая. У нее должна была быть очень милая улыбка.
– Смотри не влюбись, Пигмалион. Не ты ее высекал, не тебе в нее и влюбляться.
– Нет, что ни говорите, а с замком она не гармонирует, братцы.
– Уймись ты, откуда мы знаем, какие у них были критерии гармонии?
– Это вы с ней не гармонируете, если уж на то пошло, – заявила Марина.
– Ты ее сняла?
– И даже ваши дурацкие реплики записала.
– Пойдемте в замок?
– Нас шестеро, – сказал Крылов. – Разобьемся на двойки. Тим с Мариной, я с Малышевым, Руди со Збигневом.
– При встрече с привидениями
– Призраки днем не появляются.
– Кто их знает, инопланетных…
Они вошли в замок, в холл с огромным камином, где при необходимости нетрудно было бы зажарить быка. Конные рыцари могли бы, разъехавшись к противоположным стенам, устроить самый настоящий турнир – места для разгона и сшибки хватало. Справа на возвышении – длинный стол. Панарин, любивший историю, без труда представил за ним развеселую компанию – краснолицые бароны, прекрасные дамы, способные вогнать в краску своими каламбурами пиратского шкипера, грубое и плоское зубоскальство шутов, грызня собак, мерцающий свет факелов – незамысловато и не всегда приглядно, но и наши предки были такими, и никуда нам от них не деться…
Панарин и Марина шли по комнатам, увешанным ржавым оружием, заглядывали в каморки, явно предназначенные для слуг. Комнаты большие и тесные, светлые и темные, богато и скудно обставленные, потемневшая от въевшейся пыли одежда, посуда в тусклой паутине, помутневшие витражи, от пыли першило в горле, пыль была везде. Чужими, инопланетными вещи почему-то не казались: век замков, панцирей слишком далеко отстоял от века звездолетов, бессмысленно было бы сравнивать посуду и мебель, одежду. Просто-напросто другое время, вот и все, столкновение веков, а не планет…
Бродя по комнатам, они встречались с другими двойками, наскоро обменивались впечатлениями, советовали друг другу, что и где посмотреть, расходились. Они уже начали привыкать к замку, говорили громко, шутили.
О том, что случилось с обитателями замка, догадаться было невозможно. Ни одного скелета, никаких следов грабежа, переполоха, нападения. Мебель на своих местах, одежда в нишах, посуда на полках, и драгоценная в том числе – Панарин прикинул на вес один из кубков, стер платком пыль, и маслянисто блеснуло золото. Не было боя, налета, и хозяева не ушли отсюда – уходя, они непременно забрали бы все ценное. Полное впечатление, будто в один прекрасный день все обитатели замка, от владельца до кухонного мальчишки, исчезли неведомо куда, растворились в воздухе. Рассердился злой колдун, взмахнул широким рукавом – и остались только вещи…
Они вошли в спальню – кровать под балдахином, сама напоминавшая размерами маленькую комнату, витражи с голубыми кораблями, плывшими по сказочному желтому морю. Панарин стоял посреди комнаты, осматривался. Марина была смелее – выдвинула ящик пузатого шкафчика, позвала:
– Посмотри. Баловал он супругу…
Панарин осторожно потянул из кучи драгоценностей длинное тяжелое ожерелье – граненые прозрачные камни блеснули бриллиантовым сверканием. – Вообще-то следовало бы не трогать ничего руками, но это не раскопки, можно не опасаться, что перепутаются культурные слои…
– Красиво, правда? – Марина приложила ожерелье к груди. – Жаль, зеркала нет, видимо, не изобрели еще… Умели все же раньше одаривать возлюбленных, куда до их времен нашему веку с его синтетическими алмазами размером с кулак – нужно было добыть,
– А кто смеялся над поисками святого Грааля?
– И сейчас буду смеяться. Просто грустно стало на секундочку…
Панарин смотрел на картину, занимавшую полстены.
Двое всадников плечо в плечо, серьезный мужчина в отблескивающей черной броне, и женщина, чья статуя стояла во дворе, только сейчас она в сиреневом пышном платье, на шее то самое ожерелье, она красивая и совсем молодая, прядь светлых волос выбилась из-под высокой шапочки, синие глаза веселы – я молода и красива, рядом едет муж, день солнечный, и все у нас будет как нельзя лучше, потому что ничего плохого с нами случиться не может…
– Прелестно, – сказала Марина. – Художники и скульпторы, по крайней мере, у них были талантливые. Смотришь и понимаешь, откуда взялись побасенки типа «они жили долго и умерли в один день». Только ничего подобного. Они не умерли в один день. Ее давно уже не было, а он жил, как миленький.
– Потому что статуя? – догадался Панарин.
– Не только. Ни одна женщина не свалит свои украшения в таком беспорядке. Ее давно уже не было. Что ты хмуришься?
– Грустно, – сказал Панарин. – Покроют картину пластиком, и будут на нее глазеть туристы. А для них, для этих двоих, картина, наверное, многое значила.
– Я же говорю – родиться бы тебе поэтом, – Марина положила ладони ему на плечи. – Между прочим, в рыцарском инопланетном замке меня еще ни разу не целовали.
Панарин осторожно отвел ее руки.
– Неловко как-то, – сказал он тихо.
– Какой ты… – рассмеялась Марина чуточку уязвленно. – Нет их больше, понимаешь? Мертвые давно. Послушай, ты никогда не влюблялся в портреты Рокотова или героинь романов?
– Вот уж такого никогда за собой не замечал, – сказал Панарин. – А романы…
Творим легенды невозбранно,и непохожи оттогогерои вашего романана героиню моего…Знаешь, откуда это?
– Шеронин, «Письмо писателю», – сказала Марина. – Догадываюсь я, почему ты это вспомнил и почему начал со второго куплета. А первый ты, случайно, не помнишь?
– Афиши старого спектаклямы в речку выбросим, смеясь.Вина не пролили ни капли,но жизнь до капли пролилась…– Вот именно, – сказала Марина. – Афиши старого спектакля… И с первого куплета ты не начал потому, что я вскоре улетаю. Верно?
– Верно.
– Успокойся, я остаюсь на несколько дней, пока не закончу с замком.
– Несколько дней…
– Тим, ну что это такое? – Марина заглянула ему в глаза. – Разве так можно? Я бы еще поняла, будь нам по восемнадцать лет…
Она действительно изо всех сил старалась понять, почему вдруг подвели привычные правила и не получилось на этот раз легкой, ни к чему не обязывающей игры.
– Когда-то у колдунов было такое понятие, – сказал Панарин. – Судьбинная баба. Она может быть и третьей, и десятой, и двадцатой – особо подчеркивалось, что не первой, потому что она – не первое узнавание, она – судьбинная. Заставит потерять голову – чаще всего помимо своего желания – и никуда от нее не деться.