Нелюдимый
Шрифт:
Насильного склонения к сексу теперь мне точно не стоит бояться. А это значит — я могу хорошо помучить Григорьева. Пусть хоть так, но он должен ответить за свой поступок.
А тем временем Кос уже закончил с обустройством своей постельки и пошёл покурить на балкон.
Пока его не было, я сбегала вниз в туалет. Бабушка похоже уже легла, потому что внизу была темнота и полнейшая тишина.
Переодевшись в туалете в длинную футболку, которую мне любезно предоставил Григорьев, я на цыпочках поднялась наверх и
Костя, к моей радости, уже улёгся на кровать, поэтому я могла уже сейчас начать свой спектакль.
В комнате был полумрак, что тоже было мне на руку, Григорьев включил настольную лампу, а основной свет выключил.
— Давай люк оставим открытым, как то душновато тут, — тихо проговорила я Косте и тот еле слышно мне ответил.
— Оставь.
Какой молодец! — про себя ухмыльнулась я и…
… И очень показательно растянулась на полу.
— Ой, — очень театрально прошипела я и даже выдрала из недр души жалобный стон, — кажется я ногу убила.
На самом деле я и правда ее немного стукнула. Видно не рассчитала траекторию падения и нога стала немного поднывать, но ему это совсем не нужно знать…
— Что там у тебя? — как-то устало спросил Григорьев и даже с постели не слез.
А как же армия спасения для бедной убившейся девочки!?
— Я за ковер запнулась и ногой ударилась. Сильно! — на слове «сильно» я сделала особый страдальческий акцент и мужчина наконец встал.
Причем полнялся он довольно медленно. Если дальше всё так и пойдёт, то мой план мести полетит к чёрту.
Что с ним такое? То он пристает ко мне на пустом месте, то бросается, зачем-то, защищать перед братом. А сейчас что? Он очень медленным шагом топает ко мне. Раненой!
Я закипела и решила устроить ему такое представление, от которого у него не только слюнки потекут, но и в штанах всё…. ммм… в общем всё у него там будет как надо.
Сам виноват!
Когда хозяин дома опускается передо мной на колени, я медленно вытягиваю вперед «больную» ногу и начинаю стонать.
— Больно…
Мои стоны совсем не похожи на стоны боли, но так даже лучше.
Костя меняется в лице. Некоторое время он осматривает ногу хмурым взглядом, а потом его хорошо так накрывает.
Ночь. Голые ноги. Дикие стоны. Это хоть кого прошибёт.
У Кости дергается кадык и он начинает кусать губы.
— Посмотри что там, — театрально молю я Григорьева и только тогда он притрагивается ко мне.
Он медленно водит руками по всей поверхности ноги, при этом я чувствую как дрожат его пальцы.
— Где? — хрипит Кос, — где именно болит?
— Везде, — с придыханием выговариваю я и снова начинаю постанывать от несуществующей боли.
При этом ноги я немного развожу в стороны, чтобы ещё сильнее
Я сама немного сбиваюсь с роли, поскольку его руки становятся ещё горячее и та темная энергия, что сейчас отражается от Григорьева, начинает кружить мне голову.
Так. Стоп. Надо возвращаться к спектаклю, — внутренне подбиваю я себя на действия и прикрываю веки. Мысленно досчитав до пяти, я снова открываю глаза и сгибаю ноги в коленях. Футболка ещё сильнее задирается и теперь он наверняка видит мои черные трусики.
— Что с ногой? — быстро спрашиваю я и провожу ладонью по «раненой» ноге, при этом целенаправленно касаюсь и его дрожащих пальцев.
От моего прикосновения Григорьев вздрагивает и очень резко поднимается на ноги. Он конечно сразу отворачивается, но я успеваю заметить как вздыбилась ткань на его трусах.
— Я полотенце холодной водой намочу и принесу… — на ходу выговаривает мужчина и со скоростью ветра бросается вниз.
Победоносно улыбнувшись, я принимаюсь готовится к его возвращению. Ноги я всё-таки опускаю, но раздвигаю их ещё сильнее, футболку тоже немного задираю — пусть любуется тем, что никогда не сможет попробовать. Губы приоткрываю в жалобной гримасе и начинаю тихо постанывать. Стон получается что надо. Кос точно заценит. А вот как раз и он.
Мужчина возвращается уже немного собравшимся, но заметив мои приготовления, снова теряется и даже затормаживает.
С тяжёлом выдохом, Костя снова опускается передо мной на колени и прикладывает холодное полотенце к колену. Почему именно к нему — я не знаю. По ходу он и сам этого не знает, так как думает в этот момент о том, на что так плотоядно смотрит.
Я ловлю себя на мысли, что мне дико нравится всё это. То, как он смотрит на моё тело. Как его штормит. Как дрожат его пальцы. Это его напряжение. Но более всего… я ловлю кайф от того, что он не посмеет поддаться своим желаниям и инстинктам. Не сможет осуществить свои фантазии.
И тут я решаю пойти дальше….
— Вот здесь больше всего болит… — с тихим стоном, выговариваю я и накрываю его руку своей.
Слегка сдавив пальцы Коса, я двигаю их вверх — от колена и выше… ещё выше… пока наши руки не касаются края футболки.
— Как раз тут… — шёпотом говорю я и снова легонько сжимаю его длинные и огненно-горячие пальцы.
Моя кожа, под нашими пальцами, саднит и плавится. А когда я толкаю его руку ещё выше, Кос с шумом выдыхает и похоже окончательно теряет контроль. Уже без моей помощи, Григорьев собирает в кулак края футболки и медленно отводит её в сторону. Его затуманенные глаза буквально прилепляются к моим черным трусикам с синими облачками.