Немчиновка
Шрифт:
Денис мельком взглянул ей в лицо и, к своему удивлению, заметил искривлённые губы и злые искры в глазах. «Не понравилось ей, что прервали поцелуй с Игорем». Сердце Дениса неприятно ёкнуло.
Расстояние между дном погреба и входом в него было изрядным. Тот, кто спускался туда без лестницы, рисковал, по крайней мере, сильно ушибиться, если не поломать кости.
– Кать, тащи фонарь, я спрыгну! – выкрикнул Денис.
Катька метнулась за фонарём (он оказался совсем близко, висел возле входной двери), посветила вниз, чтобы Денис, прыгая, не наступил на Агашу. И Денис сиганул в квадратную чёрную дырку. Ему удалось неплохо приземлиться.
– Встать можешь? – спросил Денис.
Она отрицательно помотала головой.
Денис осмотрел ногу и с испугом увидел, что торчавший из лестницы ржавый гвоздь, проткнув девочке кожу, глубоко вонзился в икру. Денис принялся тянуть деревяшку на себя, настолько медленно, насколько мог. Агаша заревела в голос. Сверху причитала Катька, кто-то пьяно охал, Сашка бормотал «ничего-ничего», Лёшка держал за плечи Аньку, пищавшую, что, если с Владиком случится подобное, она упадёт в обморок, но бледнел почему-то Игорь.
Когда у Дениса получилось освободить Агашину ногу от гвоздя, кровь из раны захлестала ещё сильнее. Пока он на вытянутых руках передавал девочку матери, кровь, стекая уже ручьём, капала ему на рубашку. Получив дочь, Катька в окружении всей компании унеслась обрабатывать рану и успокаивать Агашу, а Денис остался в погребе один.
Это место он помнил хорошо. Иногда они спускались сюда за воблой (её ловил на Волге и вялил Катькин дядя Шурик). В погребе Денису почему-то сильно нравилось. В жаркие дни земляная дыра манила прохладой и таинственностью, сырой запах щекотал нервы, заставляя напевать одну из любимых всеми песенок:
Ты приходи в могилу, приходи в мой дом,
Ты приходи в могилу, вместе чай попьём…
Кажется, с правой стороны раньше имелся выключатель. Пошарив рукой, он действительно обнаружил его на своём месте и зажёг свет. В погребе кучей валялись пухлые мешки с картошкой, но взгляд Дениса привлекла полочка со странными предметами. На ней лежал рисунок, изображавший девушку, сидящую на берегу пруда возле плотины; другой рисунок – большая серая собака посреди улицы; конфета в пёстром фантике, цветные стёклышки, сухой цветок анютиной глазки, старый тюбик губной помады, альбом для рисования. А ещё рядом блестели осколки разбитого зеркала.
Всё это походило на какой-то игрушечный алтарь. Словно кто-то поклонялся советскому пантеону детских мистических существ и одновременно проводил с ними какие-то обряды. Денис снова перепугался до мурашек. Стал трогать предметы, проверяя их на прочность. Спрашивал сам себя, бывают ли осязательные галлюцинации. Надо будет обязательно узнать, вот только… не у врача.
Задерживаться в погребе казалось не вполне приличным. Он аккуратно приставил лестницу к люку, проверяя, чтобы она снова не рухнула. На земле виднелись капли крови Агаты, он затёр их ногой, а затем вылез из подпола.
Из комнаты по-прежнему доносился плач вперемешку с голосами: может, стоит отвести в больницу, чтобы зашили? В ответ Агаша начинала реветь ещё громче и басовитее. Лишь через полчаса слезотечение и кровотечение прекратились, и она сидела теперь, икая, в объятиях Катерины.
– Ой, уже десять часов, надо позвонить Лёшкиной маме узнать, как там Владик, – сказала Анька.
– Да-да, и мне пора, – поддакнул Игорь.
Сашке, по-видимому, не хотелось уходить. Он вертелся у стола, цапая с него то кусок колбасы, то селёдку и жалея, что воспоминания о невинной детской
Денис уезжать не собирался. Они заранее договорились с Катькой о повторной ночёвке на втором этаже.
– Ты иди ложись, – сказала Катька, – наедине со мной она быстрее успокоится.
Денис поднялся в верхнюю часть дома. Снова поприветствовал детей на картине «Тройка». На сей раз их лица показались ему ещё более горестными. Они будто переживали за свою сверстницу, плачущую внизу. О, как трудно быть ребёнком в опасном ледяном мире, говорили их лица. Некоторое время Денис смотрел в окно на Запрудную, но ни силуэта собаки, ни других силуэтов на этот раз не появилось. Вымотанный дневными эмоциями он улёгся в постель и задремал довольно быстро.
Он не понял, сколько точно проспал; сквозь сон ощущалось лёгкое движение воздуха. Само собой в мозгу всплыло: Ника? Денис открыл глаза. Нет, призрака не было. На краю постели сидела Катька. Лицо её утопало в темноте, лишь распущенные волосы отливали красноватыми всполохами в слабом свете Луны. Без предисловий и намёков она спросила:
– Можно к тебе?
И скользнула к нему под одеяло. Настоящий сон с Дениса слетел мгновенно, а вместо него накатило чувство, будто он спит наяву. Катькина прохладная кожа напоминала о прохладной воде пруда, белизна этой кожи – о нежной коре молодой березы, просвечивающей сквозь темноту, крепкое тело – о сильных ветвях лесных деревьев, а всё вместе опять же о детстве и лете. Как следствие у Дениса рождалось ощущение, будто он ребёнок, наконец-то допущенный ко взрослым таинствам. А ещё он чувствовал себя заменителем. Слишком явно видел он, как покраснела Катька, подходя к Игорю для поцелуя, и не обольщался на свой счёт. Какое-то время они механически ласкали друг друга, но продолжалось действо не слишком долго. А потом Катерина заплакала. Наверное, стыдилась, что сама вот так плюхнулась к бывшему маленькому дачнику в постель.
– С Игорем-то у тебя было чего-нибудь? – мстительно спросил Денис. – Я ж помню, как ты краской заливалась при виде него.
Катерина издала сдавленный всхлип и кивнула, ударив Дениса подбородком в плечо.
– Не сложилось?
– Не-е-е, – Катька помотала головой и теперь вмазала Денису уже в висок.
Постепенно она затихла и сказала гнусавым из-за заложенного носа голосом:
– Да он ко мне никогда серьёзно не относился. Сын работников Внешторга и дочка заводских работяг… даже не смешно. А я с самого начала всё понимала, только сердцу не прикажешь. Пусть, думала, хоть так…
Денис удивился. Он всегда считал, что Катька совсем не нравилась Игорю. Порой в ответ на дружеские подколы тот цедил сквозь зубы: «Рыжие-бестыжие вызывают у меня брезгливость». Конечно, в такие моменты Катьки рядом не было.
Денис поглаживал её по волосам и думал: «Использовала меня сначала как автоматический удовлетворитель, а теперь использует, как жилетку». Катерина же, подобно многим женщинам считала, что теперь между ней и Денисом есть особая связь и ему можно поплакаться.
Перед мысленным взором Дениса вдруг встало лицо Агаши. Абстрагировавшись от волос, он попытался вспомнить его черты, и ему показалось, даже нет, отчётливо увиделось, что в них есть что-то Игорево. Денис стеснялся спросить Катьку насчёт дочки, но она сама сказала уже почти спокойным ровным голосом: