Немцы

Велембовская Ирина Александровна

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Нюрочка, – тихо сказала девочка. – А ты дядя Петя-лейтенант.

Нюрочка лицом совсем не напоминала мать, та была темноволосая, круглолицая, кареглазая, а девочка – беленькая, личико все в светлом пушке, как у цыпленка, шея тоненькая и волосенки жиденькие, стриженые. Мальчик, наоборот, сильно походил на мать. Он стоял внизу, у тарантаса, привязывая лошадь к сену, и лицо его Лаптев видел вполоборота, но ему резко бросились в глаза упрямый округлый лоб, как у матери, чуть вздернутый

нос и крепкая шея. Волосы тоже были темны и крупны, как у Татьяны Герасимовны. Девочка скоро освоилась, стала играть и бегать с Лаптевым, а мальчик держался застенчиво, в стороне, и почти не отходил от лошади.

Тамара и Звонов забирались все выше и выше. У нее уже был набран большой букет подснежников, и у Саши – полная пилотка. Они смеялись, то и дело совали друг другу в нос подснежники, а сами все лезли дальше – к самой вершине Чертовой Шапки.

– Эй вы, не балуйте там! – крикнула Татьяна Герасимовна, услышав, как из-под их ног осыпаются камешки.

На вершине горы построена была дозорная вышка, полуразрушенная теперь ветрами и ливнями. Шаткая лестница вела наверх. Тамара поманила Звонова, и тот не раздумывая полез за ней.

– Петр Матвеевич! – донеслось до Лаптева издалека сверху. – Идите к нам!

Лаптев оглянулся: две маленькие фигурки виднелись над лесом. Ветер играл ярким платком на голове девушки.

– Не вздумай и ты лезть, – строго сказала ему Татьяна Герасимовна. – Вышка вся ветхая. Оступишься, кругом камни.

Но он не устоял перед искушением. Вся красота Чисовского открылась перед ним с этой лесной вышки. Чис лентой вился между крутых берегов, сложенных из камней самых разных оттенков. Справа они были голубыми, почти синими, слева – розовели, как закапанные ягодным соком. А кругом темнели леса, закрывая весь горизонт. Прииск казался отсюда маленьким селением. Драга «Алая» плавала темной гагарой между желтыми речными отвалами.

– Слезайте вы! – кричали снизу Татьяна Герасимовна и Хромов.

Лаптев оступился и чуть не упал. Тревожно екнуло сердце – внизу торчали острые камни. Тамара схватила его за ремень, рассыпав при этом все подснежники. Оба засмеялись.

Внизу Хромов уже расстелил на траве газету, расставил вино и закуску. Нюрочка сидела рядом и жевала пирожок.

– Выпьем за Первое мая и за скорую нашу победу, – сказала Татьяна Герасимовна, когда все уселись. – Пей и ты, Томка, здесь бабушки нет. А ты куда? – закричала она на дочь, которая тоже потянулась за стопочкой. – А тебе, Аркашка, можно – ты у меня мужик!

Хромов пил чайным стаканом, это была его обычная порция.

– Бензином отдает, – сказал он, чуть поморщившись. – Нет, это не водка. Вот венгерская и румынская ракия – это вещь. Мы ее там целыми бочками глушили. Зайдем в погребок – и на шарап! Можно сказать, попили в свое удовольствие.

– На што нам твои раки? – отозвалась Татьяна

Герасимовна. – Нам и эта хороша, было б побольше!

– Против «Московской особой» и раки тоже не годятся, – решив показать свою осведомленность, заметил Звонов.

А комбат, несмотря на то что захаял водку, налил себе еще стакан.

– Была не была! – он опрокинул стакан в рот.

– Здорово пьешь, товарищ старший лейтенант, – прищурившись, сказала Татьяна Герасимовна.

– Я все здорово делаю, – подмигнул ей Хромов. – Пью здорово, ем здорово… фашистов бил здорово, теперь вот на немцев жму тоже как надо! Такой уж у меня характер. Зато, гляди, замполит мой по чайной ложке тянет. Он во всем у нас такой тягучий…

– Тягучий, да не противный, – отозвалась Татьяна Герасимовна, подвигаясь к Лаптеву. – Выпей, ягодка, Петр Матвеевич! Что он задается!

– Пусть себе… – улыбнулся Лаптев.

Комбат заметно хмелел. Наливая очередной стакан, сказал срывающимся голосом:

– Вы мне не рассказывайте… Я своими руками немцев душил, а фрау ихних имел, сколько душе угодно…

– Тише ты, к чему это при женщинах? – строго остановил его Лаптев. – Если пьян, пойди ляг на телегу.

– Зачем вы его только взяли? – шепнула Саше расстроенная Тамара.

– А кто его брал? Сам привязался, – так же тихо ответил он.

Комбат встряхнул головой, словно пытаясь сбросить хмель.

– Пьян? Не-е-е, ошибаешься, политрук, я не пьян… Мы с тобой прямо противоположно понимаем… Ты за немцев, а я – против… Вот и всё.

– Кончай этот разговор! – еще строже приказал Лаптев.

– Не кончу! – Хромов встал и зашатался. – Я командовал ротой разведчиков! Можешь ты это понять? Сам языков брал. Эх ты, штабная крыса! Я сам офицеров допрашивал. Молчит – в рот ему керосину и поджечь! Паффф! – Хромов захохотал.

Нюрочка заплакала и прижалась к матери.

– Скот же ты, товарищ Хромов! – возмутилась Татьяна Герасимовна. – Чем ты куражишься? Над пленным изгаляться не хитро. С солдат, говорят, за это взыскивают, а ведь ты командир! Стыд, товарищ комбат!

Хромов как будто отрезвел. Он лег на землю и подпер голову руками.

– Аркашка, – приказала Татьяна Герасимовна, – отвези его домой. Мы пешком придем, – и, повернувшись к Хромову, добавила: – Испортил ты нам праздник, товарищ комбат.

Аркашка увез Хромова. Лаптев был смущен и не знал, что сказать. Тамара сидела бледная и задумчивая. Звонов озадаченно теребил пилотку.

– Пес с ним! – наконец весело сказала Татьяна Герасимовна. – Что ж нам из-за него веселья лишиться? Давайте разопьем, что от комбата осталось!

Она налила и выпила первой.

– Вы моя хорошая! – шепнул ей Лаптев. – Я просто в вас влюбился.

– В старуху-то? – шутливо отозвалась Татьяна Герасимовна. – Скоро с клюшкой буду ходить.