Немецкие шванки и народные книги XVI века

Автор неизвестен

3

История о пекаре, воскресившем жену игрой на скрипке, и о купце [33]

Жил в одном имперском городе пекарь, очень старательный, но крайне невезучий. Все у него валилось из рук, муку приходилось покупать втридорога, а хлеб отдавать за полцены, и стал ему белый свет не мил. Но вот однажды ночью пришла ему в голову одна достаточно хитроумная мысль, как это порою бывает с подобными неудачниками, и он сказал жене: «Милая моя женушка, ты сама видишь, как плохи у нас дела, хотя мы трудимся в поте лица своего, бьемся как рыбы об лед и при этом каждую копейку считаем и пересчитываем. А Бог нас все наказывает и наказывает!» Начал он с Бога, чтобы поскорей добраться до своей главной мысли. «И все же, если ты захочешь и сумеешь мне помочь, мы попробуем попытать счастья еще разок». Жена ответила: «Милый мой пекарь, я с удовольствием помогу тебе, если ты задумал честное дело». И он сказал: «Ну а какое ж еще. Сходи-ка к мяснику и попроси у него телячьей крови. Я положу тебя на пол, измажу кровью, а после этого подниму такой шум, как будто начну разносить весь дом вдребезги. А ты, пожалуйста, при этом ори, как будто тебя режут. Да ори погромче! А когда на шум и крик сбегутся соседи, притворись, будто ты умерла, а я тут начну играть на скрипке — и ты от этого как бы воскреснешь. Вот так ты сможешь мне помочь». Жена согласилась,

и муж принялся шуметь, словно разносил по щепке весь дом. Жена закричала что было мочи, завизжали и дети. Шум разнесся по всей округе, и соседи сбежались узнать, что, собственно говоря, происходит. Жена пекаря лежала на полу вся в крови и казалась мертвой, и все, увидев ее, изрядно перепугались. А по соседству жил один купец, и был он порядочной сволочью и к тому же большой мастак обводить всех вокруг пальца, — может быть, поэтому Бог и решил наказать его и привел с этой целью в дом к пекарю. Привел, а верней сказать, приволок, потому что купец явился сюда одним из первых и сразу же пристал к хозяину дома с обидными расспросами: «Эй, сосед, да ты никак жену зарезал?» И пекарь ответил: «А что ж мне было делать, коли она меня допекла! Меня и так судьба не больно-то, мягко говоря, жаловала, а тут еще ее постоянные попреки да издевки. Правда, стоит мне заиграть на скрипке, как она тут же воскреснет. Так уж у нас в доме заведено». И с этими словами он снял со стены скрипку, сел за стол, словно все, что происходит в доме, его ничуть не касается, и заиграл, и замурлыкал песенку:

33

Стр. 222. История о пекаре… — Этот шванк восходит к средневековой латинской сказке о крестьянине Унибосе (X в.). Унибосу приписывается целый ряд плутовских проделок, впоследствии использованных сочинителями шванков.

Если поженились, Значит, жить придется…

Собравшиеся немало подивились тому, что пекарь, убив жену, пребывает в спокойном и радостном настроении, и решили, что он рехнулся. По ходу песенки жена пекаря начала, однако же, слегка подрыгивать ножкой, но он делал вид, что и это его не касается, играл себе да играл. И наконец женщина заговорила слабым и словно бы замогильным голосом, как будто она только что очнулась из мертвых: «Ах, милый мой муж, как смеешь ты убивать меня до смерти, а потом воскрешать игрой на скрипке, как смеешь ты обрекать меня на все новые и новые муки! Уж лучше убил бы ты меня окончательно, тогда бы я больше горя не знала». — «А скажи-ка лучше, — ответил ей муж, — почему ты на меня все время шипишь, почему ты ругаешься, почему не можешь держать язык за зубами?» В ответ на что женщина бессильно, в полуобмороке поднялась на ноги; соседи подхватили ее и уложили на кушетку, после чего разошлись по домам.

Купец, однако же, домой не спешил. Он замешкался в доме у пекаря, размышляя: «Что же это за скрипка такая, если она воскрешает мертвецов? Надумай пекарь ее продать, я бы уж не поскупился, потому что и у меня жена такова, что убить ее хочется каждую минуту. Вечно она норовит подать милостыню несчастным, вечно старается уговорить меня сбавить цену беднякам, вечно я на нее за это зол. А будь у меня эта скрипка, я бы ее убил, поторговал спокойно, по своему разумению, а потом опять оживил бы!» И, додумавши до этого места, он спросил у пекаря: «А что, сосед, жив ли еще скрипичных дел мастер, изготовивший эту скрипочку?» — «Не знаю, — ответил пекарь, — я привез ее из Неаполя». — «Неаполь далеко», — подумал купец, а вслух произнес: «А продай-ка ее мне, соседушка! Я хорошо за нее заплачу». Но пекарь ответил: «Нет, дорогой сосед, этого я не сделаю, не то мне придется отсюда в скором времени бежать куда глаза глядят. Она меня уже не раз выручала». — «Соседушка, — принялся настаивать купец, — я заплачу тебе за нее триста гульденов наличными. На такие деньги ты сможешь накупить всякой всячины и станешь жить с женой в мире и согласии». Но тут жена пекаря вскочила с кушетки и закричала: «Нет, милый муж мой, ни за что на свете не продавай ее! Ты ведь все равно не удержишься, на что-нибудь ненароком осерчаешь — и что же получится? Тебе придется пускаться в бега, а меня — меня уже ничто не сможет воскресить. Что же станет тогда с нашими малыми детками?» — «Да уж соглашайся, милая, — сказал ей купец, — а я справлю тебе в придачу добрую шубу». И они с пекарем ударили по рукам. Купец обрадовался, выложил деньги, забрал скрипку и унес с собой.

А в скором времени собрался купец продать полный погреб зерна, да только заломил такую цену, что ни у кого из пекарей не хватило денег, и жена его начала торговаться с ними сама. Такое пришлось купцу не по душе, он дождался, пока пекари не убрались восвояси, и заорал на жену, угрожая ей: «Больше тебе такое не пройдет! В следующий раз я изобью тебя до смерти!» Ибо он был уверен в чудодейственных свойствах скрипки. Жена отвечала ему: «Дурак ты несчастный! Тебя с этой скрипкой хорошо надули!» Купец пришел в страшное бешенство, схватил жену за волосы и принялся таскать из комнаты в комнату. Она закричала дурным голосом, а он выхватил из-за пояса кинжал и нанес ей несколько смертельных ударов в голову, отчего несчастная женщина сразу же испустила дух. Купец же взялся за скрипку и начал играть на ней, полагая, что жена незамедлительно воскреснет. Играл он, играл, а она все не воскресает, и помянул он в сердцах святого Валентина, да только тот был здесь совершенно ни при чем. Играл, играл — а жена мертвехонька. Купец совсем взбесился, разломал скрипку и с обломками в руках побежал к соседу. «Слушай, пекарь, что за скрипку ты мне подсунул? Я убил жену, а воскресить не могу — и это ты во всем виноват». — «Да черт тебя побери, — ответил пекарь, — если не умеешь с ней обращаться, так отдавай обратно, мне она в самый раз пригодится. А деньги я тебе верну». А откуда купцу было взять скрипку? Он уже разломал ее на части. Пошел он домой, взял, что смог унести, да и поминай как звали. А пекарь, коли не помер, до сих пор при деньгах.

Из этого рассказа надлежит юношеству извлечь следующий урок: если дела у вас идут плохо, это еще не повод отступаться от Господа Бога нашего. Напротив, надлежит молиться ему денно и нощно вместе с женой и детьми, прося у него помощи и заступничества в несчастиях наших. Ибо помощь Господня истинно благостна и не похожа на то непотребство, которое учинил пекарь. И женам следует знать, что им надлежит помогать мужьям во всем, что не противно понятию о чести и в то же время способствует процветанию семейства. Помогать и против бесчестного купца, скупого и завистливого, который только и думает дни и ночи напролет, как бы ему поживиться за счет ближнего своего, как бы ему доставить бедным людям все новые и новые мучения да как бы ему сгрести все к себе да под себя. Хочу также пожелать всем скупердяям той же участи, которая выдала на долю римскому императору: черти в аду напоили его расплавленным золотом — и поят до сих пор, а ему все мало.

4

История о мужике по имени Единорык, и о его односельчанах, и о том, как они все утопли

В

деревне, название которой мне не запомнилось, жил-был один мужик, сын которого вырос изрядным пакостником. И стоило его почтенному родителю отойти в лучший мир, как шутник этот закусил удила и с превеликой дерзостью принялся причинять соседям и односельчанам столько вреда, что и те в свою очередь решили отплатить ему тою же монетой, чтобы заставить забавника убраться из отчего дома на все четыре стороны, А звали этого парня Единорык — считай, почти единорог. И вот собрались мужики однажды и заделали Единорыку печь, чтобы он не мог испечь себе хлеба. И знали они при этом, что припас у него невелик и новой печи ему не поставить, а о том, чтобы испечь свой хлеб в чужой печи, и речи быть не могло, никто б ему такого не позволил, потому что задумали они всем миром его из деревни выжить.

И вспомнил Единорык старую добрую пословицу: «Денег нет — ступай в Аугсбург, там любую дрянь за деньги принимают». А вспомнив, набрал красной глины из печи, налепил кружочков, собрал эти кружки в кожаный мешок и направился в Аугсбург. И попал он на постоялый двор, где всеми делами заправляла вдовая хозяйка на пару с единственной дочерью. Придя на постоялый двор, добрый Единорык обратился к хозяйке со следующими словами: «Любезная хозяюшка! берегите этот мешок как зеницу ока. Потому что коли он пропадет или чего-нибудь из него пропадет, ждут меня большие неприятности и придется мне пускаться в бега». Трактирщица отвечала ему: «Ах, милый юноша, вам не о чем беспокоиться. Да будь ваш мешок набит чистым золотом, он здесь ни на пылинку легче не станет!» Ибо добропорядочные хозяйки всегда ведут себя честно и добропорядочно. Да только дочь трактирщицы была не такова, и, когда Единорык отправился спать, стала она гадать и думать: «Что же там в мешке такое, раз владелец о нем так тревожится и печется?» Пошла потихоньку да развязала мешок и нашла в нем глиняные кружки — и решила, что кружки эти из чистого золота. И поспешила к матери и сказала: «У этого парня в мешке и впрямь чистое золото!» Мать решила сама проверить дочкин рассказ. Проверила — и тоже приняла кружки за золотые и сказала так: «Слушай! я сейчас все золото к себе пересыплю, а мешок наполню медью. Он, поди, с утра ничего и не заметит». Думали дочка с матерью, что ждут их райские кущи, а очутились в геенне треклятущей. И когда Единорык наутро встал и потребовал свой мешок, они принесли ему мешок, набитый медными деньгами. Хитрец конечно же заметил, что содержимое мешка подменено, да только не подал виду, поблагодарил хозяйку за пристанище и пошел своей дорогой. И, чуть выйдя за ворота, развязал мешок и увидел, что тот набит деньгами.

Проделка удалась ему на славу, и, воротясь домой в отличном расположении духа, он сказал землякам: «Ах вы, пни горелые, решили, видите ли, мне печь заделать! Да только достал я из той печи полный мешок медных денег — и печку теперь могу поставить новую!» Мужики, раздосадовав, спросили у него, каким образом ему удалось обратить обыкновенную глину в медные деньги. «Да разве вы не знаете, — отвечал пройдоха, — что в Аугсбурге любую дрянь за деньги принимают!»

Мужики разошлись по домам, выгребли из печей всю глину, погрузили ее на громадный фургон и повезли в Аугсбург, намереваясь выручить кучу денег. Остановились они в Берлахе и начали торговать, да только никто не подошел к ним спросить, чем они торгуют, не говоря уж о том, чтобы покупать. Ждали они до полудня и после полудня, но так ничего и не продали. Мужики, осерчав, отправились восвояси, и ехать им пришлось целую ночь, и мучили их при этом голод и жажда, да и лошади в пути разве что не сдохли.

Любви к Единорыку этот случай, понятно, им не прибавил. Напротив, стали они относиться к нему с еще большей ненавистью и подумывали даже, не убить ли им его, рассуждая при этом так: «Этот подлец нассал нам в глаза. Как можем мы ему такое спустить?» И порешили они для начала убить корову Единорыка, пасшуюся в общем стаде. Как порешили, так и сделали.

Когда добрый Единорык нашел свою корову зарезанной, он сразу же понял что к чему и, не ропща на судьбу, освежевал тушу, а шкуру повез на продажу в Аугсбург. И здесь его вновь ожидала удача. Когда он стоял в Берлахе со своим товаром, подошел к нему старый кожевник, или дубильщик, как их еще называют, и спросил, за сколько он эту шкуру продаст. Единорык запросил два гульдена, и сошлись они на двадцати пяти батценах. [34] Но дубильщик собирался домой не сразу, у него были еще дела в городе, и он попросил торговца: «Послушай, мужик, а не сходишь ли ты на Миттелех да не спросишь ли там, где дом кожевника, — его тебе всякий покажет. А выглядит он так-то и так-то (и описал ему дом). Вот там-то меня и дожидайся, а я скоро вернусь и сполна с тобой рассчитаюсь». Добрый Единорык отправился туда и быстро нашел дом по описанию. А у старого дубильщика была красивая молодая жена, и, может быть, она была не вполне довольна своей судьбою. Увидев перед собой молодого и здорового мужика и очутившись с ним с глазу на глаз, она поспешила обратиться к нему то ли с просьбой, то ли с предложением, то ли с вопросом, сказав: «Мой дорогой мужичок, а не составит ли тебе труда помочь мне в одном дельце?» Единорык понял, что за дельце имеется в виду, согласился его исполнить и незамедлительно исполнил. А исполнив, сказал хозяйке дома: «Вот что, сударыня, сейчас сюда воротится ваш муж, и я поведаю ему всю правду о том, как легкомысленна его жена и с какой готовностью она спешит спутаться с первым встречным». Красотка перепугалась и попросила: «Ах нет, ни в коем случае не делайте этого! Вы лишите меня доброго имени и ввергнете в великий позор перед всеми моими родственниками. А если вы обещаете молчать, я дам вам сотню гульденов, и к тому же впредь вы сможете приходить ко мне, когда вам заблагорассудится. Возьмите какую-нибудь кожу как предлог — и приходите в любое время. Я буду полностью в вашем распоряжении»; Добрый Единорык взял сто гульденов и дождался хозяина, чтобы получить свои двадцать пять батценов и с него, а после этого пошел домой. А сколько — как вы считаете? — живет на свете горожанок, которые с превеликим удовольствием поступили бы точно так же, как жена кожевника, лишь бы их доброе имя не пострадало и приятное времяпрепровождение осталось бы под покровом тайны?

34

Стр. 227. Батцен— мелкая швейцарская монета, имевшая хождение в Германии XVI в.

Воротясь домой, Единорык сказал землякам: «Опять вы, друзья мои, оплошали. Зарезали мою корову — ну и что? Я выручил за ее шкуру сотню гульденов». И показал им деньги. Мужики пришли в полное бешенство, поверили его словам, разошлись по домам, прирезали всех своих коров, освежевали туши, а шкуры порешили везти в Аугсбург на продажу. Пришли кожевники да начали спрашивать, почем товар. Один мужик говорит: «Сто гульденов шкура», — и другой то же самое, и третий — все словно сговорились. А кожевники им и отвечают: «То ли вы все сошли с ума, то ли нас почитаете за полных идиотов. Сто гульденов — цена совершенно неслыханная и невозможная». И стали они смеяться над мужиками да шутки над ними шутить: один сто медных грошей за шкуру предложит, а другой и вовсе сто полушек. Мужикам это было страшно обидно, и они окончательно решили сжить доброго Единорыка со свету за то, что он заставил их лишиться не только печей, но и коров.