Немёртвый камень
Шрифт:
Он отвернулся и направился туда, куда сносили большую часть черных, с прожилками, неровных глыб, высота которых доходила до четырех метров. Берцедер принялся выгонять из помещений учеников и осмысливать сказанное.
Поднимутся на крыло…
Мелькнули перед внутренним взором чёрные с серебром крылья. Морозящий Дракон был так назван неспроста. Во время обряда его магия действительно смешалась с магией драконов древности — не этих одомашенных ящерок, которые шныряли в небесах Целестии, а настоящих летучих хищников. Поэтому-то он был почти неуловим даже для Первой Сотни, и
Однако Дракон не погиб. Как и Алмазные Рати, он уже находился за пределом смертности — ибо не был в полном смысле живым существом, а приближался в своем совершенстве к артефактам. Артефакты же существуют, пока существует их цель.
Отданные Светлоликими силы лишили Дракона способности летать и ослабили настолько, что силой он едва не сравнялся со смертными. Однако не погиб и, затаившись среди людей, дождался, пока все из оставшихся Светлоликих уйдут из Целестии. Он ждал терпеливо — потому что знал: и он тоже ослабил братьев. Сотворенное Лютыми Ратями навсегда отравило память Светлоликих и лишило их покоя.
Но даже и после их ухода он не мог достичь цели. Беспокойная Долина охралянась единственной, которая не ушла — ключницей-Айдонатр. До Малой Комнаты было не добраться, и Алмазные Рати, оказавшиеся в заточении, было не поднять. Тогда он решил вернуть своих воинов, возродив свою мощь по крови — в детях. Призыв равного, нужный для возрождения Ратей, мог выполнить не только их командир, но и тот, в ком текла его кровь.
С Холдоном Шеайнересу улыбнулась удача, однако независимый нрав того навлек на Морозящего новую напасть: в Целестии объявился страшный противник. Стоя в воинстве Холдона в день Альтау, Шеайнерес увидел сияние — и сперва было подумал, что это уходит в свет Айдонатр, и возликовал: Малая Комната и то, заветное в ней, оставались без охраны…
Но силы Светлоликих снизошли к мальчишке. Дракон видел это знакомое сияние — и знал, что пока не умрёт Ястанир, цель недостижима…
Однако Витязь пропал. Появится ли новый? Сколько их вообще может быть? В битвенной неразберихе Морозящий успел сделаться Нэриумом Гхаллом из разрушенного Холдоном городка Северного Края. Пришедшим мстить за семью и соседей. И снискавшим подвиги и славу.
Оставшихся сил едва хватило, чтобы очаровать нужных людей, преобразиться в Великого Дремлющего, славящегося своей мудростью. Он проследил, чтобы голова сына была погребена достойно — чтобы Холдон совсем не ушел в небытие. И погрузился в целительную спячку, водворившись в построенном Семицветнике на должности Восьмого Магистра. В полупровидческих видениях ему всё ярче виделась Малая Комната и слышался чарующий зов из неё — зов, который, как прежде, обещал знание, силу и бессмертие.
То, что скрывалось за дверью, призывало того, кто слышал его.
Однако в Беспокойной Долине воздвигся артефакторий. А в артефактории сел Ястанир — его Шеайнерес узнал с первого взгляда, не знал только — чем смертный маг, не принадлежащий к Первой Сотне, заплатил за роль защитника Целестии. И при нём ли эта роль и его сила.
И он снова ждал. Ослабляя армию Семицветника. Растравляя учеников Холдона —
И всё не мог понять во время пробуждений — в силе ли Витязь или нет.
Он ждал и набирался сил, и подталкивал людей или магов обращаться к смертоносцам за помощью — Алмазные Рати тоже должны были копить силы. Пока сил не станет достаточно, чтобы опрокинуть Витязя в бою…
И вот, Ратники возрождены, а сам Шеайнерес вновь на крыльях, и всё равно — чтобы одолеть Ястанира понадобился предательский кинжал.
Берцедер дернул головой, отогнал кощунственную мысль. Ученики уже вышли во двор, теперь боязливо жались подальше от Алмазных Ратей, переминались с ноги на ногу. Несовершенные. Хрупкие. У них еще столько слабостей…
Он смотрел на здание, которое было последним пристанищем его Ниртинэ — и знал, что внутри сейчас происходит великое таинство пробуждения, что только теперь, когда у него самого достаточно жизни, Шеайнерес может дать ее часть своим детям…
Эхо глухого вскрика раскатилось по древним коридорам здания так, что качнулись стены, и задрожали окрестные сосны. Крыша брызнула мелкими осколками, и в небеса взвились тени, за которыми трудно было уследить глазами. Берцедер услышал свист крыльев, дыхание магии с неба — и понял то, что давно было очевидно: Витязь и его войска обречены, кто бы ни был в их составе.
С крыльца разрушенного здания медленно сошел Морозящий, и глаза у него сияли двумя алмазами.
— К Одонару! — велел он, сопровождая свои слова жестом — туда, откуда все яснее и яснее слышался чарующий, напевный зов.
Зрелище его воинов, движущихся в сторону этого зова, наполнило силой и… жизненным холодом.
Глава 21. В попытках согреться
— Вот же… Холдон побери.
— Н-не поминай, н-накличешь…
— А даже если бы и… я бы посмотрел на него. В такой обстановке.
— Ф-февральская обстановка, как раз под тебя…
— Сколько мы здесь?
— Часа два… ч-черт, у меня стали часы.
— М-магия?
— Холод.
Четыре фигуры медленно брели по белому пространству. Бесконечному пространству. Разнообразия не было почти никакого: твердый, слегка похрустывающий под ногами намороженный наст, местами слегка припорошен снегом: тут недавно была оттепель, а теперь все опять замерзло. Наносы и холмы, причудливые глыбы льда, припорошённые снегом.
Ноги не проваливались, но холод убивал, глаза уже не поднимались, чтобы посмотреть на очередную ледяную горку: неровность почвы? Бывший сугроб? Разницы-то…
— Вот о чем в Семицветнике думали… когда Целестию… сюда сажали?
— Они думали «враг не пройдет», — мрачно отозвалась Дара. — Ну, и как-то неожиданно оказались правы.
— Жаль, Сакура нет, — с грехом пополам выдохнул Гиацинт. — Если бы вернуться и…
— Сам лезь за своей ящерицей, — огрызнулся Макс. — Я постою на краю и понаблюдаю. Спасибо еще, Дара нас выдернула из кабины, а то…
Холоднее стать уже не могло, но кусачие мурашки по и без того замерзшим путникам всё же забегали.