Немёртвый камень
Шрифт:
— Кажется, в Сердоликовый Блок.
— Экстер?!
— Вообще-то, он был больше Ястаниром, когда мы с ним встретились и я ему доложился…
Вся эта информация наконец заставила Бестию замедлиться.
— Постой… Он разве не стал беседовать с Магистрами?
— Беседовать? — Фрикс дико оглянулся. — Да в таком состоянии он размазал бы их вместе с Дремлющим за компанию. Я только сказал «Сердоликовый Блок» — а он уже сделал те же выводы, что и ты, и…
— И?
— И ты когда-нибудь видела его в бешенстве?
— Экстера?!
— А хоть бы и Ястанира.
Бестия
— Кстати, это поэтому тут так пусто, а дверь закрыта, — и кивнул на башню за его плечом. — А он ведь даже пары слов не сказал, так, нахмурился. Ощущения были — драконы в песок позакапывались.
— Ясно, — по-военному коротко отозвалась Бестия. — Лечу сейчас за ним, может, успею нагнать.
— Нагнать — это вряд ли, — добродушно отозвался Фрикс. — Вот полюбоваться последствиями…
— Последствиями?
— Но ведь у него же нет разрешения на вход в Сердоликовый Блок? И не все охранники знают его в лицо, так?
— Ну?
— Так что его попытаются или послать, или задержать, и я даже не знаю, что страшнее.
Бестия, не тратя больше времени на вступительные речи, пронзительно свистнула, подзывая дракси. Единственный дракон, тот самый, ультрамариновый с особыми шашечками, кинулся от нее наутек ползком, по земле. Крылья он раскрыть не мог.
— Ничего-ничего, — Фрикс, ежась, разминал пальцы. — Я же говорил — позакапывались? Сейчас кого-нибудь отроем…
На поиски транспорта ушло еще десять минут, так что Бестии так и не удалось нагнать директора артефактория. Но зато, как очаровательно выразился Фрикс, ей выпала возможность полюбоваться на последствия.
Тюрьма Целестии была в получасе лета от Семицветника. Основные блоки ютились в древнем замке, приспособленном под тюрьму ещё в первом тысячелетии после Альтау. Толстые стены, артемагическая защита, узкие бойницы для телесных магов, пугалки по стенам…
А рядом, за такой же стеной лепился Сердоликовый Блок — полукруглый и приземистый, расписанный вдоль и поперёк радостными цветочками.
Вот только теперь в привычном для Бестии пейзаже кое-чего не хватало.
Стены.
То есть, стена-то была, но не везде. Особенно не на месте ворот. Там она таинственным образом испарилась, образовав прореху шагов в пятнадцать длиной. На месте прорехи там и сям художественно валялись небольшие камни. Они всем своим видом показывали, что когда-то здесь действительно была стена.
Вокруг камней бродили и чесали затылки охранники Сердоликового Блока — в развесёленькой розово-серой форме. Бедные служаки изо всех сил делали вид, что ничего не случилось и служба идет, как обычно, но глаза их выдавали.
Это были глаза тех, кого уже ничего удивить не может.
В ответ на предложение Бестии убраться с дороги охранники посторонились с почтительными поклонами.
** *
Мечтателя действительно отказались пропустить без бумаги из Семицветника. И да, никто не стал стесняться в выражениях, указывая место поэтическому директору артефактория.
Превращение поэтического директора в Солнечного
Совсем недавно он так же бежал по дорожке к артефакторию. С таким же чувством. Почти так же боясь опоздать.
И снова речь шла о произведении артемагии, только теперь уже не ученика Холдона, а самого Холдона.
Розовый Сердолик был одним из артефактов, за которыми Семицветник успел раньше Одонара. Сердоликовое сердечко хранилось в одном из древних родов — основатель которого участвовал в Альтау и побывал в вотчине Холдона, Хелденаре. Оттуда он и притащил трофей, который понемногу начал погружать всю семью в счастливое безумие.
Магистры, исследовав камешек, наотрез отказались отдавать его в артехран — дескать, а зачем? Опасности не представляет, зато из него можно извлечь пользу. Всё-таки, Холдон был мастером-артемагом, так с чего пренебрегать его творениями?
И пользу извлекли — активировав Сердолик на максимум и превратив его в кару для преступников.
Наказание мечтой, кара счастьем. Про это даже слагались песни. Сердолик погружал душу жертвы в эйфорию, вызывая самые прекрасные образы из прошлого, претворяя мечты в реальность — и в какой-то момент на глаза мага или человека словно падала розовая пелена. Ее невозможно было сбросить: человек оставался во внутреннем раю, он больше не был способен на зло, но и на осознанное добро способен не был. Преступники в Сердоликовом Блоке становились послушными, улыбающимися марионетками, твердящими направо-налево что-нибудь вроде: «Радужного дня. Всеобщего счастья». Отличная, милосердная казнь — так считали Магистры и не считал Экстер Мечтатель. Вот только кто будет слушать какого-то директора артефактория? Он мог до одурения повторять, что худшее из преступлений — отнять у человека его самого, возможность мыслить, даже возможность раскаиваться, — Магистры кивали и пропускали мимо ушей.
А вот теперь такая участь грозила Максу, и Экстер, безмолвно пролетая камеру за камерой, запоздало клялся, что уничтожит проклятый Сердолик.
Если бы только…
«Проводник» показал камеру точно. Человек на узкой койке рассматривал потолок, размалеванный под целестийское небо, с неправдоподобно огромной радугой. Экстер остановился на пороге, готовясь к дурным новостям.
Макс Ковальски вообще ни для кого никогда не был хорошей новостью.
— Кавалерия прибыла, — процедил он, садясь на койке. — Какого черта ты мешкал — улаживал бюрократические проволочки?
Ошеломленный Экстер молча взирал на Макса, у которого на лице не было даже подобия улыбки. Не говоря уж о блаженном выражении, присущем тем, кого карали с помощью Сердолика.
— Сколько ты пробыл здесь? — наконец прошептал он.
Макс несколько нескоординировано махнул рукой и поднялся, держась за стену.
— Часа три-четыре. Почти сразу сюда. Слушай, у тебя правда парик розовый, или это здешнее…
Он встряхнул головой, сфокусировав глаза.
— Извиняюсь за вопрос. По-моему, это место как-то странно влияет на психику.