Немезида

Бэнкс Анна

Они не знают, что Тарик был бы этому рад. Быть фараоном, нести ответственность за столько жизней… это не так здорово, как думает высший класс. Может стоит на какое-то время передать им трон, чтобы посмотреть, смогут ли они решить проблему со спекторием. А если уже возьмутся за дело, то пусть сразу примут меры против чумы, которая унесла столько много жертв в их же рядах. Тогда, возможно, они будут более скромными, делая предположения о том, что члены королевской семьи делают для народа, а чего не делают.

За стенами дворца проторенный извилистый путь, со свежими следами от повозок, ведет на базар Аньяра, пока, наконец, не разветвляется и следует к Лицею. Это единственный путь,

одинаково используемый посетителями и захватчиками, единственная дорога, пересекающая пески с этой стороны, единственный удобный путь, чтобы приехать и уехать, не увязнув в мягких волнах пустыни.

Когда они с Патрой достигают базара, в нём бурлит жизнь и суета. В палатках и киосках царит оживлённая торговля — там покупают, продают и торгуются. Патра рядом с ним прокладывает дорогу через толпу, не отдаляясь от него больше, чем на дюйм и в состоянии полной готовности, но все же завороженная запахами, звуками и суетой. Ткани, специи, овощи, зерно, ювелирные изделия, драгоценные камни, корзины и глиняная посуда образуют ту смесь, что представляет из себя базар. Тарику интересно, как бы это было, остаться здесь на весь день и наблюдать, как люди продолжают жить, словно их жизни не зависели от него. Люди расступаются перед ним, поскольку он, хоть и не выглядит как фараон, но одежда выдаёт его ранг, а если кто-то побеспокоит такого, как он, тому угрожает телесное наказание.

Он идет по базару, уклоняясь от женщин, которые могли бы предложить ему себя и обходит торговцев, которые чрезмерно усердно восхваляют свои товары, пытаясь завлечь его в свои палатки и киоски предложениями, слишком хорошими, чтобы быть правдой. Кажется, их не заботит тот факт, что любой Лингот в пределах слышимости может услышать обман в их заманчивых предложениях.

В конце рынка на севере виден Лицей Избранных, и чем ближе Тарик приближается к нему, тем сильнее восхищается тем, что сделали инженеры, чтобы улучшить его внешний вид. Раньше это было большое, неинтересное квадратное здание, которое возвышалось над базаром темной и непривлекательной громадой. Оно больше походило на тюрьму, а не на место, где получают высшее образование, которое для него всегда ассоциировалось со светом и ясностью. Как только численность Избранных начала уменьшаться, было принято решение улучшить облик школы, чтобы сделать ее более привлекательной для своих потенциальных учеников. Усилия принесли свои плоды. В последнем отчёте из Лицея сообщалось, что он активно посещается, и в ближайшее время может потребоваться расширение и без того массивной конструкции.

Сейчас, вместо темных грязных блоков из пустынного песка, фасад здания почти белый из выгоревшего на солнце известняка, добытого в южных шахтах Вачука. Большие круглые колоны, охраняющие вход, позволяют предположить, что тебя ожидает внутри. Тарик поднимается по большой лестнице, ведущей к входу, где его уже ждёт Целитель Сай. Сперва Сай не узнает его, и, пожелав ему хорошего дня, скорее всего, ожидает, что он пройдет мимо, но, когда Тарик устраивается рядом с ним на скамье из известняка, Сай вынужден снова посмотреть на человека, которого посчитал незнакомцем. Мальчик косится на Патру и, наконец, его лицо озаряет понимание.

— Не называйте меня Ваше Величество, — быстро говорит Тарик. — И не кланяйтесь.

Сай облизывает губы.

— Это кажется мне не правильным, Ваше…

— Тарик.

Молодой целитель качает головой.

— Не уверен, что смогу.

— Конечно, сможете. Вы — Сай. Я — Тарик. Давайте стразу же начнём, хорошо? Мне любопытно, что вы можете мне показать.

Без дальнейших колебаний, но всё же испытывая некоторую неловкость, Сай ведет их с Патрой в Лицей.

Комнаты просторные и открытые и разделены большими арками. От мраморных полов отдаётся эхо приглушенного стука их обутых в сандалии ног, когда они проходят мимо классных комнат с открытыми и закрытыми дверями, а у одной вообще нет дверей. Сай приглашает его подняться еще по одной лестнице, когда они достигают северную часть здания, и они молча взбираются еще на несколько этажей. Тарик чувствует неловкость, так как Саю, очевидно, неудобно из-за неофициального характера его визита. Однако Сай должен к этому привыкнуть. Было бы очень утомительно делать церемонию из каждого посещения, который он наносит в Лицей, тем более что он собирается приходить чаще, чтобы проверить успехи своего молодого друга. Тарик не уверен, не является ли это просто предлогом, чтобы сбежать из дворца. Другие не могут лгать ему, но, время от времени, он замечает, что может обманывать сам себя.

В конце лестницы Сай приглашает его в длинный коридор, который без фонарей вдоль стен с синим, умирающим спекторием был бы погружён в темноту.

— Этот спекторий можно было бы использоваться и получше.

Сай весело на него смотрит.

— Да, Ваше… Тарик. Можно, если бы его использовали ещё до этой стадии. Но я обнаружил, что в этой форме, когда он столь быстро теряет свою энергию, спекторий почти не имеет восстановительного эффекта.

— Восстановительного эффекта?

Сай усмехается.

— Да. Вы всё увидите. Пойдёмте.

В конце коридора Сай подходит к огромной деревянной двери, запертой снаружи на деревянный засов. Тарик хмурится.

— Я думал, что мы просили о добровольцах, а не заключенных.

— Простите меня, гм, Тарик, но если бы мы позволили ему выйти из комнаты, то он напугал бы всю школу. Поверьте, все так, как должно быть.

Слабый крик эхом доносится с другой стороны двери, и есть какая-то спешка в том, как Сай поднимает деревянный засов, преграждающую вход и с громким стуком быстро прислоняет к стене.

Оказавшись внутри, они натыкаются на маленького мальчика лет шести или семи, который орет с силой, вредной для его легких на сердитую служанку, держащую поднос с фруктами и мясом.

— Я не хочу фрукты. Я же тебе сказал, что хочу заварной крем, — кричит мальчик, чуть не плача.

— Целитель Сай говорит, что вы должны есть полезную для здоровья пищу, молодой господин. Пожалуйста, вы же обожаете виноград. Хотите покушать его?

— Нет!

Молодой господин с силой отталкивает поднос, предлагаемый служанкой; она быстро восстанавливает равновесие, словно привыкла к таким припадкам.

— Достаточно! — рявкает Сай, произведя впечатление силой своего голоса даже на Тарика. — Джуя, ты находишься на моем попечении, пока полностью не поправишься. Что бы сказал на это твой отец?

Молодой господин Джуя выпячивает нижнюю губу, которая дрожит под тяжелым взглядом Сая.

— Но Сай, я чувствую себя лучше, видите? — Он оттягивает вниз щеки, чтобы как можно лучше показать глазные яблоки. — Красноты и опухоли нет. И кровотечение прекратилось. — Джуя обвинительно сверкает на служанку глазами. — По крайней мере, так сказала она.

Служанка, пожилая женщина с морщинами более глубокими, чем терпение, ставит поднос на кровать Джуя и потирает руки, словно хочет сложить с себя ответственность.

— Я собираюсь рассказать вашей матери об этой истерике, господин Джуя, — она грозит ему пальцем. — Ей будет за вас стыдно.

— Не говори маме! — просит Джуя. — Смотри, я ем виноград, Тая. Я его ем. Видишь?

Он запихивает три большие виноградины в рот, и продолжает говорить, пока жуёт. — Они вкусные, правда. Такие вкусные.