Немного плохие
Шрифт:
Девушка переживёт потрясение, когда арабист расшифрует её имя. Родители, сама Шахида полагали, она «королева», «владычица». Неучи и те знают, кто такой «шах». На курсах она узнаёт, оно образовано не от титула шахини; она – «очевидец» благодеяний Всевышнего; правдивая свидетельница, а не тот лицемер на суде, который клянётся говорить правду, на деле привирает, как ему выгодно. «Шахида» не просто свидетельница, святая душа, которая, если потребуется, сложит голову за веру и истину Писания. Подвиг не останется незамеченным Всевышним. Дарует награду – примет к себе в рай: «Из верующих остающиеся во время войны дома, не вынуждаясь к тому необходимостью, не равны ревности подвизающимся на пути Божием с пожертвованиями
Переодеться в хиджаб, мусульманское подобие одеяния монахинь, был исходным ответственным поступком молоденькой Шахиды. Хиджаб не просто платок на голове, это стиль и образ жизни. Новый идейный код, новая эстетика. Никабы не прижились, хотя женщины-нидзя изредка маячили на улицах города. Они наводили ужас на взрослых, вызывали горячее любопытство детворы. Вот кому вирусы не страшны, маска всегда на лице, шутили во время КОВИД-19. Носить никаб по гигиеническим соображениям это осквернение веры, грех. Зачем грешить, если можно не грешить? КОВИД не привёл к росту числа женщин в никабах
Привозные, на первых порах, хиджабы были зарубежными; платья, шарфы дарили неофиткам бесплатно. Что за фокусники, из каких закромов они их доставали, неизвестно было обывателям. Вместо коротких юбок и глубоких декольте хиджаб предлагал облачиться в диаметрально противоположный наряд – в длинное, в пол, платье, голову укутать в тонкую шаль. Фактически, в два платка: в тугой убираются волосы, поверх него ниспадает на плечи второй, больший по размеру. Просторное прямое платье не разрезает фигуру по талии. Вертикаль делает женщину выше, значит – стройнее. Простор, насыщенные тона вуалируют объемы; очертания комплекции лишь угадываются. Из украшений вышитый орнамент на однотонной ткани. Взор поневоле задерживается на лике, заключенном в овальную раму платка: платок заколот под подбородком, края покрывают шею и плечи.
Сторонний взгляд не блуждает по прическе, серьгам, колье. Он сосредотачивается на очах, подведенных сурьмой, на матовой коже, не иссушенной макияжем, на сияющих чистотой и здоровьем щёках. Барышни в экзотическом одеянии в людном месте притягивали пристальное внимание не меньше, чем их ровесницы в откровенно сексапильном наряде. Они казались загадочнее обнаженных женщин. Завернутых девушек парни заваливали предложениями руки и сердца, простодушно полагая, что покрытые с головы особы заведомо послушнее и домовитее сверстниц, одетых по-европейски, то есть обтянуто и пестро.
Как только замелькали хиджабы, о новой «моде» часто судачили в махалле, где жили родители Леры: «Слышала, Назаровы, наконец, дочку замуж выдали? Не прошло и десяти дней, как покрылась, сваты повалили». Ёще активнее в махалле обсуждали развод Нодира: «Участковый ругаться приходил, мужики подтрунивают. Что за мужик, не уговорит жену сфотографироваться. Всё на участке сменили паспорта, его жена до сих пор с советским паспортом ходит». Нодир оправдывался, для фото на паспорт платок надо снять, жена не снимет, даже если приставить пистолет к виску. Мужчина устал уговаривать жену, развёлся. «А ещё его жена часто пост держит. – Женщины переходили на шепот. – А в пост то нельзя, это. Переспать нельзя с мужем, не выдержал мужик, ушёл».
Кроме месячного поста в месяц Рамадан есть необязательные, но желательные посты в 13-й, 14-й, 15-й день каждого месяца. По понедельникам и четвергам; в отдельные даты Шавваль, Зальхиджа, Шаабан месяцев. Ещё, и ещё, и ещё. Лучше поститься, как Давуд, через день, растолкует Лере Зубейда,
Зубейда выросла молитвенницей, соблюдающей посты и строгие правила в быту. Мать работала медсестрой, через сутки на перекладных тащилась на дежурство в другой конец города. Зубейда не нашла работу по жестким параметрам, предъявляемых к женщинам почитаемым ею наставником: нельзя находиться в тесном автобусе, в час пик пассажиры, мужчины и женщины, трутся друг об друга; нельзя работать в одном помещении с мужчинами; нельзя пропускать намаз, хотя начальство не поощряет перерыв на молитву в рабочее время. «Замуж выдайте тогда, – приставали кумушки к матери Зубейды, – раз нельзя ей работать». «Были претенденты, – признавалась женщина, – дочь выйдет на встречу, возвращается недовольная: «просила процитировать один аят, не смог, просила напомнить другой аят – не смог. Не намазхан (не богомолец), замуж не пойду».
Житейские коллизии в знакомых семьях Лера не замечала, сосредоточившись на личных карьерных и матримониальных перспективах. А на дворе гуляла свобода выбора вероисповедания. Не моя война, я мимо, отшучивалась она, если коллеги пытались втянуть в обсуждение последних веяний в студенческой среде.
Однажды её контузило, сильнее, чем от трёх парней, молившихся в аудитории. Она шла по институтскому коридору, навстречу студентки, поприветствовали. Лера машинально поздоровалась. Пройдя несколько шагов, поняла, одна из них – Ситора, студентка с безупречным русским, хорошим английским. Прежде энергичную, резкую в движениях пацанку было не узнать. Скулы заострились, щёки впали, темные глазницы сползли до ноздрей. Медицинский халат застёгнут до горловины, на голове высокий колпак. К колпаку пришита шторка из белого полотна. Застёгнутая под подбородком на три кнопки шторка прикрывала шею.
Шторка на кнопках произвёла на Леру удручающее впечатление.
– Болеет? Трубка в трахеи? – спросит она Василю, преподавательницу латыни, единственно с кем откровенничала. – Если на щитовидке операция была, там шрам тонкий, нет смысла прятать.
– Не болеет, фанаткой заделалась. – Разочарует коллега. – Домла запрещает открывать шею. Носить хиджаб ректор не разрешает.
Я нашла я выход, сообщит студентка в ответ на расспросы участливой преподавательницы латыни, шторку придумала, пришила. Не без удовольствия добавит, вышла замуж за достойного городского парня.
– Превратилась в анарексичку. Я прям расстраиваюсь из-за неё. Умная ведь девчонка была. Ест только халяльное: парное мясо, замороженное нельзя. Конфеты-печенье в рот не берет, в буфете не обедает.
– Печенье чем провинилось?
– Маргарин под запретом.
– Как без выпечки обходится? – Поразится Лера. – Понимаю, правильное питание, … но я лично не могу без сладкого.
– Она компенсирует сухофруктами.
– Всё равно дикость! Невозможно питаться только натуральными продуктами. Парное мясо? Нереально! У неё белковый дефицит, истощёна. Анемию заработала.
Педагоги немедицинского профиля в медвузах постепенно приобретают навык ставить диагнозы по внешнему виду. Возле кафедры иностранных языков висит портрет поэтессы. «Шитовидка не в порядке, – каждый раз, проходя мимо, комментирует портрет Шухрат. – Или у художника проблемы со щитовидкой». У женщины на парадном портрете выпученные глаза.
К ним на кафедру лаборанткой устраивалась племянница декана сан-гигиенического факультета. Шухрат с первого взгляда обозначил медицинские проблемы девушки: невроз. «Шарлатан! Сейчас у большинства невроз», – опровергали диагноз преподаватели. «Не на клиническом же уровне», – парировал Шухрат. «Чем я не целитель?! – восклицал он, если угадывал диагнозы. – Брошу этих чертят, уйду на хлебное место». Не ушёл.