Немоногамия
Шрифт:
Мы почти не ругались и ничего не требовали друг от друга. Я было подумала, что Титов смирился, но нет — ненадолго сбавил темп, чтобы потом с новыми силами продолжить.
— Так улетаешь или нет? – настойчиво спрашивает.
Открыв аптечку, нахожу внутри вату и антисептик. Подхожу к Вове и прошу его дать мне руку. Когда он разделывал мясо, то сильно поранился. Рана глубокая — прямо на указательном пальце.
В ответ я коротко киваю, пытаясь предотвратить закручивающуюся над нами бурю. Осторожно вытираю ватой кровь, промываю
— Простишь его? — снова задаёт вопрос.
Я тут же теряюсь и не могу ответить категорично. А Ян? Он простит? Нужно ли? И не поздно ли?
Спустя год, когда эмоции утихли и залегли на дно, я на многие вещи смотрю под другим углом. Бить словами наотмашь кажется не таким уж правильным поступком. Скорее, импульсивным и детским. Понятия не имею как мы могли вариться в адовом молчании все шесть месяцев? Ян, наверное, сильно меня ненавидел. А сейчас?
Вместо этого отвечаю совсем другое:
— Я не ради него улетаю. Работу предложили. Снова в универе.
— М-м…
Закончив промывать рану, возвращаюсь за пластырем. Умом понимаю, что не обязана чувствовать вину, потому что не давала громких клятв и обещаний. Титов и сам, когда упрашивал меня в аэропорту, говорил: «Просто попробуешь, Пчёлка. Не понравится — вернёшься». Но, тем не менее, долю вины я всё же испытываю, и она тяжелым грузом давит на шею.
— Остался пластырь, — произношу наигранно-бодрым тоном и снова подхожу ближе.
Титов стоически переносит все манипуляции и, когда я заканчиваю и хочу отстраниться, перехватывает меня за запястье.
— У него правда кто-то был, — цедит сквозь зубы. — Я звонил Чернову, общался с ним между делом и тот обмолвился, что Каминский таскается на встречи не один…
— Перестань. Ты вообще слышишь меня?
Резко пытаюсь выдернуть руку, но Вова крепко удерживает. Сверлит взглядом, пытается понять мои мотивы. Пульс ускоряется. Я не вру, но почему-то чувствую себя искусной лгуньей.
— Снова обожжешься, только меня уже не будет, Майя.
Его тон звучит строго и предупредительно. Я машинально мотаю головой, словно Титов промахнулся и не попал в цель.
— Сама подую. Тем более, ты так говоришь, словно мы в последний раз видимся. Как-нибудь приедешь в гости, — слегка улыбаюсь.
— Не приеду. Меня там ничего не держит, — Вова шумно выдыхает: — Ты держала.
Я снова пытаюсь выдернуть руку, но в этот раз попытка более удачная. Казалось бы, вот она — свобода, но что-то не отпускает. Я усиленно разгоняю кровь, растирая запястья.
Вова сдаётся, похлопывает себя по карманам. Достаёт сигарету и вставляет её в губы.
— Каминский предупреждал, что я совершаю ошибку, — задумчиво произносит, выпуская тонкую струйку дыма. — Так, впрочем, и вышло.
Бросив взгляд на поляну, у которой расположилась
— У меня пятого августа вылет. Проводишь? — обращаюсь к Титову.
Он облизывает нижнюю губу, слегка качает головой. В каждом его движении звенит напряжение. Тем не менее, я бы не хотела расставаться врагами — слишком много хорошего было между нами. И речь вовсе не о сексе.
— Вряд ли, — наконец из себя выдавливает.
Когда к нам подходит Светлана, Вова разворачивается и направляется к остальным друзьям. Беременная девушка что-то спрашивает, но он упрямо её игнорирует и удаляется прочь. Разминает ладонью шею, вздёргивает плечами.
Чтобы унять разрастающиеся в груди болезненные ощущения, прикусываю нижнюю губу.
— Что случилось? — с укором спрашивает Светлана. — Поссорились?
Я ничего не отвечаю, продолжая разминать запястье.
— Вечно ты всё портишь, — выплёвывает напоследок и уходит следом за Титовым.
Я едва шевелю губами и мысленно посылаю её нахрен.
***
Оставшиеся дни отработки мы с Вовой не пересекаемся. Возможно, он специально меня игнорирует, а может и правда занят.
Я уже не жду, что он приедет провожать, но Титов останавливается у дома в момент, когда я гружу вещи в багажник такси.
Вова оплачивает наличкой услуги водителя, отпускает его. Перетаскивает чемоданы к себе в автомобиль. Всё это молча. Не глядя мне в глаза, не сказав ни слова.
Сев в салон, пристёгиваюсь ремнем безопасности. Пока еду по городу — жадно смотрю в окно. В горле ком, но я ни капли не жалею ни об одном своем поступке. Зачем?
— Чего тебе не хватало? — интересуется Вова спустя полчаса пути.
Жму плечами, задумываюсь. И правда — чего?
Он ревновал, заваливал меня комплиментами и ярко признавался в чувствах. Водил на свидания, дарил цветы. Был готов положить мир у моих ног, только бы я сдалась и стала играть по его правилам. И как знать, возможно, Титов сумел бы проигнорировать тот постыдный, по его мнению, эпизод с групповым сексом и мою к нему нелюбовь.
— Пообещай, что, если всё же простишь, то хотя бы не сразу, — просит Вова.
— Если не пообещаю, то что? Не отвезёшь меня в аэропорт?
Титов усмехается впервые за долгое время и оставшуюся часть дороги разговаривает на нейтральные темы. Я не могу сконцентрироваться на его словах, просто хочу верить, что ни о чем не жалеет и он.
***
Я прилетаю глубокой ночью. Уставшая, измученная. Жаждущая как можно скорее принять душ и отоспаться.
Рейс задерживается на два часа, но, тем не менее, Рина стойко дожидается моего возвращения и, едва я появляюсь с чемоданами в руках, бросается меня обнимать. Тело моментально окутывает приятное тепло, а на глаза наворачиваются слёзы.