Ненаместные
Шрифт:
Тем более Ким после попрыгушек поговорил с мачехой и сказал свое твердое и вежливое "нет". Яйла очень расстроилась, побила старинный фарфоровый сервиз, - частично о голову пасынка, так что Ким сейчас щеголял почти такой же повязкой, как когда-то Умарс, - но в итоге смирилась и даже не отказала Лиль от дома, решив, видимо, что есть еще шанс, что Ким передумает. Слухи до нее еще не дошли - или она делала вид, что не дошли.
По сути, Лиль была свободна.
У нее больше не было никаких причин общаться с Ваарами вообще и с Геркой в частности,
Лиль спустилась на кухню попить воды. Был уже поздний вечер, темнело все раньше, так что за окном стояла темень, лениво расступаясь перед немногочисленными недобитыми фонарями.
Мама сидела, уставившись в окно. Что-то не понравилось Лиль в этой позе: мама никогда не была так картинно-естественна, а сейчас перед Лиль будто сидела натурщица великого художника, решившего изобразить усталую женщину.
Когда мама уставала, она просто шла спать.
Лиль тронула ее за плечо.
– Ма-а-ам?
Она вздрогнула и... отмерла? Да, наверное, так.
– Что такое?
– Папу ждешь?
– Ну да, у них сегодня квартальное собрание. А ты что не спишь?
– Ну... так.
Лиль села напротив и положила голову на скрещенные руки.
– Вот предположим, - начала она, - мне кто-то нравится.
– Ким?
– Встревоженно спросила мама, - Все-таки...
– Нет, с ним не получилось, - Лиль едва ли смогла скрыть довольную улыбку.
– И к лучшему, - облегченно выдохнула мама, - ты точно не расстроена?
– Я тоже думаю, что это к лучшему, - отмахнулась Лиль, - Так вот, предположим, мне кто-то нравится. Но я не уверена, он мне нравится потому, что по идее должен нравиться, или потому, что действительно нравится... Ну, вроде как знаешь, есть же тот романтический мост в Ашанти, да? Где все свою судьбу ищут. И допустим кто-то пришел на этот мост и встретил кого-то, и как понять, что это действительно судьба, а не просто... ну, знаешь, раз уж пришла на романтический мост в Ашанти и повесила замок, и все такое, то просто стыдно уйти оттуда одной, а?
Мама рассмеялась.
Встала, погладила Лиль по голове.
– Думаю, когда магия моста развеется, останется только вон тот парень рядом. И ты либо будешь чувствовать себя одинокой - тогда зачем он вообще? Либо больше нет. Тогда мост сработал. Хотя, возможно, всего на пару недель, пока ты не обнаружишь, что он вечно тянет пальцы в рот или у него ноги воняют. Но такова жизнь - я б не советовала сидеть и ждать, пока судьба свалится тебе на голову. Это ведь будут очень веселые две недели, ну, а потом расстанетесь, как надоест.
Неожиданно циничная концовка, Лиль не ожидала такого услышать, не от мамы.
– Угу...
– Я спать. И ты иди.
– Конечно...
– Но если вдруг захочешь сбежать через окно, то лучше уж через дверь, так ты хотя бы не переломаешь себе ноги.
Лиль сбегать не собиралась. Это мама лишку хватила - наверное, свою юность вспомнила. У них с папой был
Но Лиль честно попыталась заснуть. И даже заснула. И на следующий день спокойно пошла в школу. Она всегда была слишком уж практична. Вся эта любовная труха потихоньку высыпалась из нее, она отторгала ее всеми возможными способами, выплевывала на бумагу, стирала ластиком, и, после того, как окончательно угробила карандаш и догрызла ластик, кажется, справилась.
Этим утром как-то удивительно легко удалось сосредоточиться на геометрии. И с Мрыклой поболтали о всякой всячине - о повязке Кима, которая так смешно на нем смотрелась, о новом мастере Мрыклы в маникюрном салоне, немного о вреде пассивного курения и о том, что Умарс какой-то смурной совсем и явно с кем-то поссорился.
Это утро было первым утром со дня приезда Кима, когда Лиль вообще не думалось о свадьбе. Даже шепотки за ее спиной уже почти исчезли.
Но перед тем, как герой избавляется от проклятья, его всегда ждет последнее испытание. Последняя рубашка из крапивы, последняя жена, которая так любопытна, последний шаг из тьмы к свету.
По пути из школы Лиль столкнулась с Геркой.
Со стриженым Геркой.
Как-то совершенно случайно, их отпустили с последнего урока, но Мрыкле пришлось задержаться, и Лиль пошла одна, и там...
У него так смешно торчали уши, это же просто невозможно. Неужели все не видели, как же это смешно?
Она держалась до самых школьных ворот, они просто шли рядом, потому что им в одну сторону, и она держалась, но стоило им выйти...
...смех подступил к горлу невнятным бульканьем, и она не выдержала: рассмеялась громко и звонко, сложилась от хохота пополам, утирая слезы рукой. Это был не чистый девичий смех, а самый настоящий ржач, от которого хочется кататься по полу, и который невозможно прекратить.
– Прости, - сказала она, - прости, я просто не могу. Так смешно, ты бы знал.
Герка вздрогнул, огляделся, выискивая взглядом возможных сплетников-одношкольников... а потом вдруг расслабился. Забил.
– Ты о чем?
Лиль ткнула пальцем ему в лоб.
– О прическе твоей, о чем еще. Верни резинку.
– И требовательно протянула ладонь.
– Я ж ее с собой не ношу...
– А зачем она тебе? Теперь уже незачем. Давай обратно.
– Эй, это из-за тебя, между прочим! Я был похож на Луковку!
– возмутился Герка, ероша свеженький ежик.
– А теперь - на выпускника сиротского приюта, которому завтра на войну, - Лиль отсалютовала, - Во благо Кетта!
– К пустой голове...
– Что?!
– Говорю, неправильно ты салютуешь. К пустой голове руку не прикладывают. О! Мой автобус!
И он унесся гигантскими скачками до того, как Лиль смогла определить - это он слегка смутился или покраснел с ног до головы?
И только когда она уже почти добрела до дома, все еще посмеиваясь, до нее дошло: она действительно увлеклась.