Ненасыть
Шрифт:
Нечеловечески голубые глаза на мгновение вонзают такой взгляд, что ломит виски. По спине бегут мурашки. Серый убирает руку, отшатывается, готовый услышать, что эту просьбу нельзя исполнить, что это наглость и вообще…
Мелодичный тихий голос перебивает панические мысли:
– Через три дня ваша просьба исполнится, надеюсь, вы отблагодарите нас соответствующим образом, – буднично говорит Юфим, улыбается и уходит, увлекаемый Зетом за стол, к торту, чаю и щебечущим женщинам.
Ожидание растягивает время, плавит минуты в часы, отчего два дня кажутся целой неделей, а третий и вовсе – месяцем. Не помогают никакие дела,
Его странное состояние не проходит мимо мамы, но сказать ей правду не поворачивается язык. Серый что-то лепечет про кошмары и плохое самочувствие. Мама делает вид, что верит, а сама украдкой наблюдает и явно беспокоится – Серый не раз замечал ее взгляд.
– Нет, мне это надоело! – громко объявляет Тимур. – Прапор, Серый не пойдет! Он будет следить за границей. Да, Серый?
Серый рассеянно кивает, глядя в окно. Отупевший мозг не сразу понимает, что на кухне собрался весь народ и что это была далеко не первая реплика Тимура. Серый моргает и прислушивается, гадая, что он пропустил.
– Ладно, – недовольно тянет Прапор. – Хотя я как раз надеялся… Ну да ладно… Девочки, баня готова, можете идти. Марина, тебе что-нибудь сделать?
– А? – раздается растерянный голос мамы, и Серый видит в окне смутное отражение: она смотрит ему в спину и вздрагивает от прикосновения к плечу. – Нет, ничего не надо, спасибо.
Прапор разочарованно вздыхает и убирает руку.
– А вы куда? – слышится голос Верочки.
Серому впервые за это время не хочется смотреть на нее – он почти боится отвести взгляд от границы. Та пока чистая, хмарь не видно даже вдалеке, но ведь она коварна: один миг ее нет, в другой – уже есть…
– Верочка, мы с парнями сходим на пасеку. Посмотрим, как там соты, собирается ли мед. Потом завернем к пруду, попробуем порыбачить. Хочешь, мы нарвем тебе душицы к чаю? – отвечает Михась.
Он исключительно ласков и вежлив.
Тимур толкает Серого в плечо.
– Не пялься туда! – шепчет он едва слышно. – Еще чуть-чуть – и заподозрят, что ты чокнулся!
Серый неохотно поворачивает голову. Первое, что он видит, – Михась. В его руках – шляпа с сеткой и специальный кувшин для дыма. У кухонного стола стоят удочки и складные стулья, на столе – банка с червями, прикорм, старый походный чайник да спички. Михась с задумчивым видом засовывает в пакет еще и газету. Василек с самым сосредоточенным видом перебирает аптечку. В кармашки отправляются перекись, пара рулонов бинта и что-то против укусов. Верочка смотрит на это все и благосклонно целует мужа в щеку:
– Конечно, идите, развейтесь, а мы с девочками пока баню обновим, посмотрим, что
– Никогда не любил рыбалку, – быстро говорит Тимур. – У меня репетиция. Хочу сыграть… и вообще… – он косится в сторону Олеси.
Та пару секунд моргает, явно пытаясь разгадать смысл слов и загадочного выражения на лице, не справляется и показывает кулак.
– Будешь подглядывать, как мы моемся, – убью!
– Да я не о том! – оскорбляется Тимур и даже машет руками.
– Прапор, ты точно не хочешь? – спрашивает Михась.
– Не-не, у меня работа, – слышится голос Прапора из коридора – тот уже бежит к своей мастерской, чтобы вновь засесть над рубанками на весь день.
Серый откровенно скучает, глядя на все это. Ему совершенно нет никакого дела ни до рыбалки, ни до бани, ни до того, что на пасеку Михась и Василек собираются без Прапора. Серый ждет.
Серый выходит на крыльцо, садится на табурет и вновь устремляет взгляд в сторону деревни.
Ведь сегодня третий день. Сегодня придет Вадик.
Когда все расходятся, Серый выходит на крыльцо, садится на табурет и вновь устремляет взгляд в сторону деревни.
– Сережа, что с тобой происходит?
От мягкого прикосновения к плечу и голоса, прозвучавшего над головой, Серый едва не выпрыгивает из штанов. Мама подкрадывается так тихо и незаметно, что едва не доводит до инфаркта.
– Мама! Нельзя же так пугать!
– А меня, значит, можно? – Мама упирает руки в бока и нависает над ним. – Ты третий день сам не свой! Давай уже, колись, что ты там все высматриваешь?
К своему стыду, Серый пару секунд тоскует о том беззаботном времени, когда из-за морока близнецов маме все было безразлично.
– Н-ничего!
– Не ври! Твое «ничего» у тебя на лбу написано!
– Мам… – Серый вздыхает и беспомощно бьет ладонью по перилам. – Блин! Я сам не знаю!
– Не знаешь, чего ждешь? Это еще что за выверт такой? – изумляется мама и хмурится. – Опять фокусы этих близнецов? Это из-за них ты такой?
– Да! – обрадованно кивает Серый. – Из-за них! Они сказали, сегодня будет приятный сюрприз! Очень большой!
Скепсиса мама показывает столько, что его можно заливать в бочки.
– Эти двое сами по себе сплошной сюрприз, куда еще больше? Да еще и приятного!
– Ну…
Серый вздыхает. Правда нестерпимо жжет горло, и он, не выдержав напора, уже открывает рот, как вдруг со стороны деревни, вниз по дороге раздается неуверенное:
– Мама? – и перерастает в громкое, радостное: – Мама! Серый!
Серый резко поворачивается. Взгляд падает на знакомую долговязую фигуру, пепельные волосы, точно такие, как у мамы, и сияющее улыбкой лицо с дорожками слез на грязных щеках. Исхудавший, босоногий, одетый в какую-то непонятную рванину не по размеру, но к ним бежит их Вадик! Живой и самый настоящий!
– Вадик, – выдыхает Серый и срывается навстречу.
Они влетают друг в друга, сталкиваются руками, ногами. Ребра больно впиваются в грудь, но Серый чувствует, как за ними колотится сердце, и обнимает еще крепче. Брат пахнет пылью и немытым телом. Он теплый, твердый, местами даже острый и все такой же. Та же родинка на шее, тот же прищур голубых глаз, а от улыбки на правой щеке появляется та же ямочка. И сжимает брат по-прежнему очень сильно.
– Задушишь… – хрипит Серый, когда осознает, что в глазах темнеет вовсе не от радости.