Ненасытность
Шрифт:
Взяв в свои руки ее ладонь, Кристоффер вдруг почувствовал горячую скорбь.
— Как это произошло? — спросил он.
— Было открыто окно, — ответила обнаружившая все это медсестра. — Одеяло валялось на полу. Колокольчик тоже, так что она не могла позвать на помощь.
Другая медсестра заметила:
— Она могла сама сбросить с себя одеяло. И, решив позвонить, обронила на пол колокольчик.
— А окно?
Марит положили на носилки. Кристоффер шел рядом, держа ее за руку.
— Окно? Оно могло открыться
Все это звучало просто невероятно. Кто из медсестер забыл как следует закрыть окно? И вряд ли Марит была в состоянии дотянуться до колокольчика.
— Должно быть, она лежала так уже давно, — взволнованно произнес Кристоффер. — Она совершенно окоченела.
— Ей уже не выкарабкаться, — заметил кто-то.
— Тише, — предупредил его другой. — Она может услышать…
Ее положили в постель в другой палате, посильнее затопили печь. Самым лучшим для нее была бы теперь горячая ванна, но пришлось бы долго ждать, пока вода нагреется. Кристоффер, еще один врач и двое медсестер общими усилиями массировали ее тело.
— Одни кости, — заметил врач.
— А ты вспомни, какой она была, когда попала сюда? — сердито заметил Кристоффер, хотя в голосе его чувствовался страх. — По сравнению с тем, что она из себя представляла, теперь она просто херувимчик!
— Херувимчик? — фыркнул врач. — Значит, на небесах плохо кормят!
Подоспели медсестры с нагретыми полотенцами, чтобы обернуть ее ступни и ноги. Сев рядом с Марит, Кристоффер приподнял ее истощенное тело, чтобы хоть как-то согреть своим теплом. Он не осмеливался даже послушать ее пульс, опасаясь, что вообще ничего не услышит.
И вновь и вновь он задавался вопросом: как это могло случиться? Как это произошло?
Его коллегу явно мучила та же самая мысль.
— Марит сегодня навещал кто-нибудь? — спросил он.
Медсестра покачала головой.
— Марит никогда никто не навещал. Кроме родственницы доктора Вольдена, разумеется.
— Она уехала сегодня и перед отъездом не навещала Марит, — ответил Кристоффер. — Я сам несколько раз заходил к ней до наступления времени посещений больных, и окно было закрыто, а в помещении было тепло.
— Оконный крючок был тогда поднят?
— Нет, — ответила медсестра. — На окне имеются два крючка, и оба они никогда не поднимаются.
— Может быть, их не закрыли как следует при мытье окон?
— Уборщица заходила сегодня утром, и после этого мы стояли у окна и, если бы было что-то не так, тут же заметили бы это.
— Тогда я ничего не понимаю, — сказал врач. — Не могла же она сама сделать все это!
— Нет, конечно, — ответил Кристоффер. — Ей было еще очень далеко до того, чтобы встать на ноги.
Если бы она вообще когда-нибудь смогла встать на ноги.
«Бенедикте… — в отчаянии подумал он. — Сейчас бы сюда Бенедикте. Но она уехала!»
Теперь
Но Смерть не сдалась. Казалось, на этот раз она сама ворвалась в ярости в ее палату, открыла окно и сбросила на пол одеяло и колокольчик.
У Кристоффера мороз пробежал по коже — от одной мысли, которая внезапно пришла ему в голову, но его размышления были прерваны суетой медсестер, без конца меняющих остывшие полотенца на новые, нагретые.
В палату ненадолго заглянул главный врач. Был уже поздний вечер, все расходились по домам.
«Какой жуткий день, — подумал Кристоффер. — И такой долгий! Впрочем, все плохие дни кажутся долгими».
Главный врач молча и подавленно осмотрел Марит. Все знали, что он поставит окончательный диагноз и ждали. Кристоффер опустил Марит на подушку и встал.
Прослушав ее сердце и легкие, а заодно и прощупав работу других органов, главный врач медленно выпрямился и столь же медленно покачал головой. И когда одна из медсестер хотела положить новое, нагретое полотенце, он остановил ее жестом руки.
После этого он позвал с собой в коридор Кристоффера и другого врача.
— Если она и доживет до завтра, то исключительно за счет силы воли. В легких начала уже развиваться пневмония, а из-за неподвижного образа жизни процесс идет очень быстро. Весьма неприятная история, надо сказать, нам следует предпринять завтра расследование среди персонала.
— Состояние ее безнадежно? — вырвалось у Кристоффера.
Главный врач внимательно посмотрел на него.
— Мы никого не считаем безнадежным до тех пор, пока на него не наденут саван, — жестко произнес он. — Но… единственное, что мы можем теперь сделать, так это хоть как-то обогреть ее. И нам остается только ждать. Спокойной ночи!
«Ждать конца, хотел он сказать, — подумал Кристоффер. — И я буду ждать вместе с ней…»
Но ему этого делать не пришлось, поскольку на следующий день ему предстояло провести сложную операцию, так что теперь ему необходим был отдых. Ему не хотелось оставлять Марит одну, он по-прежнему чувствовал огромную ответственность за нее.