Ненависть и месть
Шрифт:
– Ну, кто еще со мной? – оживился Рябой. – Закошмарим лаврушников?
Кроме Макара, вызвались еще Никон и Деревяшка. После некоторых раздумий согласился и Каблук.
– Подстрахую, если что, – сказал он.
Ехать решили на двух машинах. Остальные с интервалом в несколько минут отправились в город.
– Макар, ты хоть знаешь, где он живет? – спросил Рябой, сидя в пассажирском кресле темно-синего «Форд-Скорпио» рядом с водителем.
Его подельник, управлявший машиной, пожал плечами.
– Видел один
– Это когда же?
– С Порожняком однажды к нему ездили. Там еще были Шустрый и Ермолай.
– От этих уже ни хрена не дождешься, – неожиданно засмеялся Рябой. – Точно, Никон, одна надежда на Макара.
– Ага, пускай извилинами шевелит.
– Ежели б днем дело было, – озабоченно сказал Макар, – сразу бы нашел. А щас темно, как у негра в жопе. Тут, бля, без бутылки не прокумекаешь.
Два автомобиля ехали по узкой проселочной дороге, завершавшейся с левой стороны леса. Первым шел темно-синий «Форд-Скорпио», сзади, почти не отрываясь, следовал «Опель-Омега» с двумя пассажирами. За руль сел сам Каблук, рядом с ним Деревяшка.
Четверо из них были вооружены пистолетами «ТТ». Выступавший в качестве предводителя Рябой держал на коленях короткоствольный автомат. Оружие было совершенно новым. «Тэтэшки» едва-едва успели протереть от заводской смазки. Автомат купили недавно по случаю у какого-то приезжего работяги, который по частям тащил его с завода, а потом собрал в домашних условиях.
Несколько волын подкинула московская братва, получившая товар по бартеру от приморских коллег – в обмен на ящик патронов к автомату Калашникова.
Никон, сидевший за спиной Макара, вытащил свой «ТТ», проверил обойму и стал щелкать кожухом затвора.
– Да завязывай, в натуре, – недовольно сказал Рябой. – Че ты дергаешься?
– Да, бля, китайская волына, – виноватым тоном сказал Никон. – Еще откажет.
– Не откажет, – успокоил его Рябой.
– Ага, – скептически протянул Никон, – знаешь, как узкоглазые эти волыны клепают? Как у нас на зоне алюминиевые ложки. Нажмешь на курок, а он – «бемц», и ни хера. Московские пацаны говорили, с ними ухо надо держать востро.
– А ты, как я погляжу, хитрый Митрий. Насрал в штаны, а базаришь – ржавчина, – гоготнул Рябой.
– Ни хера я не насрал, – обиделся Никон. – Сам-то, бля, с «калашом» сидишь.
– Лучше «лимонку» свою доставай. И не хер бздеть. Макар, скоро там?
– Скоро, скоро. Сейчас повернем, и считай, приехали.
Никон еще беспокойнее заерзал на заднем сиденье. Судя по всему, он уже начинал сожалеть о том, что согласился принять участие в вылазке.
– Слышь, Рябой, а может, не надо было на своих тачках? Расконопатили бы пару каких «жигуленков», номера поснимали и вперед. А так херня какая-то получается.
– Ну, – сквозь зубы процедил Рябой, – что ты еще вякнешь?
Лицо его побагровело, хотя это и не было видно остальным пассажирам автомобиля.
– Че это, вякну? Я ж не просто ветер гоняю, я рассуждаю.
– О, бля, он рассуждает. Слышь, Макар, этот гондон штопаный даже слово такое где-то слыхал. Я не знаю,
– Ну да, в натуре, – оскорбленно взорвался Никон. – А че, ты один крутой? Если Айваз в авторитете, ему надо было объяву послать.
– Может, он там среди своих в авторитете, – огрызнулся Рябой, – а мне на него насрать. Вкурил?
– Подъезжаем, – коротко бросил Макар.
– Все, пацаны, сдали рога в каптерку, – скомандовал Рябой, передергивая затвор «калашникова».
Подобно другим подмосковным авторитетам, Айваз перебрался с недавних пор в загородный особняк. Пришли новые времена, стали забываться или игнорироваться прежние заповеди, запрещавшие ворам в законе обладать личной собственностью, в том числе и крупной недвижимостью. Айваз не был одинок в своем желании пожить красиво. Его вдохновляли примеры таких известных личностей, как балашихинский авторитет Фрол или держатель российского воровского общака Паша Цируль.
На выделенном ему загородном участке Айваз отгрохал трехэтажный каменный замок с подземными гаражами, огородил высоким забором. В гаражах стояли несколько сверкающих лаком новеньких «Мерседесов» и «БМВ». Дом Айваза, как феодальный замок, окруженный крестьянскими хижинами, возвышался на окраине маленькой деревушки в нескольких километрах от Запрудного.
В этот вечер самого Айваза дома не было. По срочным делам он уехал в Москву, оставив в особняке лишь небольшую охрану. Но пять человек, прибывших на окраину в двух иномарках, об этом не знали. Когда автомобили, освещая фарами темную улицу, остановились у каменного забора, снаружи, возле широких стальных ворот был только один человек – охранник, выгуливавший собаку. Он даже не успел понять, что происходит. Потому что Рябой, высунувшись из окна «Форд-Скорпио», выпустил ему в грудь половину автоматного рожка.
Здоровенный доберман, оставшийся без присмотра, вырвал поводок из холодеющей руки хозяина и бросился на Рябого. Тот вдруг замешкался и срезал собаку автоматной очередью лишь в тот момент, когда она находилась в полуметре от машины. Захлебнувшись лаем и собственной кровью, огромный черный пес рухнул под колеса.
– А вы чего хлебальники разинули?! – бешено заорал на своих подельников Рябой. – «Лимонки» давай!
Пока он перезаряжал автомат, из открытых окон машин за забор полетело несколько гранат. В это время с верхнего этажа особняка кто-то открыл огонь из пистолета.
Грохнули взрывы. Осколки шарахнули по кирпичным стенам, жалобно зазвенели битые стекла.
Рябой выпустил еще пару очередей по верхним окнам дома. Сухо захлопали «тэтэшки» нападавших. В ответ уже никто не стрелял.
После взрывов гранат во дворе особняка что-то загорелось. Отсветы пламени падали на стекла «Форда» и «Опеля».
Опустошив и второй автоматный рожок, Рябой закричал:
– Ходу!
Машины, взревев моторами, рванулись с места.
– Вот так, бля! – радостно кричал Рябой, потрясая автоматом. – Я им, бля, еще не такую веселуху устрою!