Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
— Дим, спешим, — говорю я, перехватывая его руку, висну на ней и улыбаюсь так мило, как только умею. Кончено, друг сразу тает.
— Идем-идем, — он шутливо щелкает костяшкой указательного пальца мне по носу, а я, естественно хохочу намеренно громко и тяну друга дальше по тропинке.
— Завтра в четыре? — кричит Димка Радецкому и тот кивает в ответ.
Мы отошли от парочки метров на пятнадцать, но холодок и мурашки, атакующие мою спину, подсказывают, что Марк все еще пялится в нашу сторону. Чтобы подтвердить свою теорию я невзначай оборачиваюсь
Димка этого, конечно, не замечает, идет и болтает невпопад, а я даже сосредоточиться не могу на его словах. В какой-то момент мы уже оказываемся возле кафе, а я не припомню наш маршрут. Как будто во временную воронку провалилась.
Интерьер кафе слегка изменился с тех пор, когда я была в нем последний раз — в одиннадцатом классе. Стены, окрашенные в ярко сиреневый неоновый цвет, сменились на нежные лавандовые и уже не били по глазам, как раньше. Исчезли вычурные многоярусные люстры и на их место появились одиночные плетеные плафоны, столы из стали заменили деревянными, а в нишах, где раньше были расставлены аляпистые футуристичные фигурки, теперь были заполнены маленькими вазами с белыми цветами.
Дима делает заказ за меня, когда слышит, как я прошу у официанта чай и весенний салат. И благодаря ему передо мной на столе оказывается безразмерная тарелка с шашлыком и картошкой. И он заставляет меня есть, хотя все внутри меня протестует против такого обеда, каждый кусочек едва не застревает в горле. Мы болтаем о разных мелочах: Дима рассказывает, как поступил в университет и как попал в региональную команду, про свои тренировки и многое другое. И я чувствую себя спокойно и расслаблено, мне приятная наша встреча ровно до тех пор, пока он не задает мне вопрос:
— А почему ты решила вернуться? Ты так и не сказала, — я вся подбираюсь, быстро соображая какой ответ дать, чтобы дальнейших расспросов не повторилось — мне безумно неприятна эта тема.
— Не ужилась с маминым мужем, — осторожно отвечаю я, следя, чтобы мой голос не дрогнул и тон не выразил того отвращения, которое я испытываю к Толе и даже к воспоминаниям о нем.
— А с мамой поговорить не пробовала?
— У нее есть право на личную жизнь, а я могу пожить и с папой, — делаю акцент на последних словах и даю понять, что разговор закончен, но это же мой друг — Дима, он никогда не умел различать такие намеки.
— Как-то это радикально. Уехать из столицы и вернуться сюда? Может разрешилось бы?
— Нет, не разрешилось. Дим, — мягко прерываю его следующий вопрос, кладу ладонь на его руку и заглядываю в голубые глаза, — мне тут лучше. Москва — слишком большой город, мне было некомфортно, — отчасти я даже не вру, я действительно не люблю такие огромные города, но сюда бы, будь моя воля, я бы не вернулась никогда.
— Да, тут ты права, — соглашается Димка, — я тоже не люблю большие города. Ладно, как там твоя подруга? — я облегченно закрываю глаза — моя больная тема себя исчерпала.
— Ира? Ох, это чудо-человек, — я даже смеюсь, когда припоминаю все ее нелогичные поступки за немногочисленные дни нашего знакомства.
— Да, девчонка без стержня, — изрекает мой друг, но я протестую:
— Не говори так! Она просто очень мягкая и немного нервная.
— То есть без стержня, — упорствует Димка, и как я не возражаю повторяет эту фразу, как молитву. — Ну от Егора я вообще не ожидал такого. И главное, типаж у твоей Иры вообще не Мартыновский. Там все как на подбор — высокие, длинноногие брюнетки с бюстом под сто десять и талией на пятьдесят. Ну где она и где все те, кого он выбирал? Какая-то маленькая, рыжая, пугливая, худющая.
— Дима, перестань! Ирка хороший человек, она красива и привлекательна.
— Это да, но говорю же — не Мартыновский типаж. Даже интересно, что замышляет. Скажи ей чтобы осторожнее с ним была, а лучше подальше от него держалась.
— Да ясное дело, — говорю я, ковыряясь в своей огромной тарелке.
Димка молчит, но вдруг хватает меня за ладонь, смотрит прямо в глаза, как будто видит в них что-то, и говорит:
— Если эти трое будут к тебе клинья побивать, ты мне скажи обязательно! Я им крылья-то пообломаю.
— Ты уже мне говорил, я помню…
— Я говорил про Радецкого, а теперь говорю и про оставшихся двоих.
— Я поняла, Дим, — мягко отвечаю я, — если будут допекать — пожалуюсь.
Судя по тому, что Димка вернулся к своему шашлыку, он моим ответом удовлетворился.
Глава 9
Вечером меня ждал неприятный сюрприз: прямо во время ужина с папой мне позвонила мама. Я, конечно, не стала подавать виду насколько меня раздражает ее звонок, но чуткий папа, кажется, что-то заподозрил, когда я сбросила вызов.
— Вы поссорились? — спросил он, старательно делая вид, что это интересует его не больше, чем ток-шоу, идущее в данный момент по телевизору.
— Нет, просто мы ужинаем. Я перезвоню ей позже.
Папа кивнул, но не знаю насколько его устроил мой ответ, хотя по виду, того, что я сказала оказалось достаточно. Я и так на ужин сделала себе лишь кофе и взяла кусочек сыра, но после маминого звонка и это не лезло мне в горло. Стойкое чувство предстоящего скандала не позволяло расслабиться, а после пришедшей смс «позвони мне» я окончательно распрощалась с идеей перекусить и ушла в свою комнату.
Перезванивать маме мне не хотелось, но внутри безумно противный голос твердил: «а вдруг что-то случилось?». Хотя что могло случиться? В таких стенаниях я провела минут двадцать, но все-таки не выдержав напряжения, взяла телефон и набрала маму.
— Здравствуй, солнышко! — бодро ответила она, и я поняла, что ничего не произошло.
— Привет. Что случилось?
— Вера, ну неужели мы никогда не вернемся к прежним отношениям? — спрашивает она грустным голосом. Внутри у меня что-то екает. Мне очень хочется общаться с мамой как раньше, я люблю ее и хочу, чтобы она была рядом, но только без своего Толи. Именно эту мысль я ей и озвучила.