Ненависть начинается с любви
Шрифт:
– Добрый день! – услышала я веселый голос, подняла голову и увидела Катеньку, жену политика. – Я – Катя, жена…
– Я помню. Решили искупаться?
– Да. Так здорово вырваться в тепло из холодной Москвы! Жаль, ненадолго. У Андрея много работы. Варвара Николаевна…
– Для вас – просто Варвара.
Я подумала, что мы с Катей почти ровесницы, я ведь совсем ненамного старше нее.
– Ну, тогда давай и на «ты», – предложила Катя.
Я кивнула.
– Что тут планируется? – спросила четвертая жена политика,
– Отдых. Я не знаю расписания всех мероприятий. Совместными будут только ужины. Скорее – вечера. И ведь круиз продлится всего неделю. Соскучиться не успеешь.
– Да мне никогда не бывает скучно. Я книжки с собой взяла. Надо определиться с темой докторской.
«И защититься, пока муж – известный политик», – добавила я про себя. Хотя все правильно.
В это мгновение у меня запищала рация. Я бросила взгляд на вызывавший меня номер. Каюта Бардашевич и Байкалова.
– Извини, мне нужно идти.
– Нам с Андреем объяснили, как кого вызывать, – сообщила Катя. – Это так работает?
– Да. И все, кого вы вызываете, придут к вам.
Я быстро оделась в капри и футболку, не снимая мокрого купальника, и отправилась к известному певцу.
– Войдите, – послышался голос Макса Байкалова в ответ на мой стук.
Я вошла и замерла в ожидании. Я еще не знала, бежать мне за чемоданчиком или нет, вызывать ли подмогу, чтобы отвести роженицу в нужное место. Мне нужно было узнать причину вызова.
– Почему вы не в белом халате? – надменно спросил Бардашевич, выплывая из соседней комнаты именно в нем. Конечно, не в медицинском, а в шелковом, доходящем до пят, запахивающемся спереди и подвязанном поясом с золотыми кистями. Выражение лица у него стало еще более недовольным, чем при подъеме на яхту.
– Распоряжение господина Галтовского, – невозмутимо ответила я. – Он не хочет видеть белые медицинские халаты на своей яхте.
– А руки вы помыли? – не отставал Бардашевич. Его голос казался мне неприятным, не то что при исполнении старых песен.
– Перед тем как зайти в вашу каюту? – уточнила я невозмутимо. – Перед входом раковин нет. Я помою их непосредственно перед оказанием медицинской помощи. Кому она требуется?
– Заберите наш инкубатор, и чтобы я ее больше в своей каюте не видел, – ледяным тоном объявил известный певец, развернулся и ушел.
«Ничего себе!»
Я повернулась к сидевшему на белоснежном диване Максу Байкалову.
– Ее здесь негде размещать, – сказал он. – Мы сразу говорили, что она должна жить отдельно.
– Но ведь Роман Борисович…
– Мы рассчитывали на другое размещение. Мы хотели, чтобы инкубатор поселили к врачу, то есть к вам. Олег взял себе спальню, в соседней комнате будет спать Иннокентий. А я – здесь.
«Они спят по отдельности?» – удивилась я.
А «здесь», между прочим, было очень неплохо. Единственная комната моей квартиры меньше этой, об обстановке
В это мгновение из соседней комнаты, куда удалился Бардашевич, появился один из финнов с ведром, тряпкой и виноватым лицом. Ничего не сказал и быстро выскользнул за дверь.
– Она блюет, – сообщил Макс Байкалов.
«Вроде бы срок уже большой. Хотя у десяти процентов беременных женщин бывает предэклампсия – поздний токсикоз беременных».
– Как только мы отошли от берега, ей плохо стало, – сообщил молодой человек. – Она в туалет побежала. А второй раз не успела. Так что забирайте ее себе, – посмотрел на меня красавчик, потерянный для женщин. – В любом случае никто из нас не собирается с ней спать в одной комнате. У нас у всех свои планы. Мы-то втроем давно знакомы, а Олег с Иннокентием так вообще как родные люди. Если бы тут какой-то отсек был, кладовка – а ничего нет! Роман Борисович сказал, что выделяет нам всем три комнаты, и мы сами будем решать, когда инкубатору выходить, когда нет, и выходить ли вообще. Мы согласились. Мы на самом деле подумали, что так лучше, а теперь видим, что нам мало места. И она больная!
«Вообще-то беременность – не болезнь», – подумала я, но вслух этого говорить не стала. Не поймут. И какой смысл спорить? Кому от этого будет лучше? А хуже вполне может стать.
– В общем, размещайте ее, где хотите, но чтобы мы ее не видели. Пусть в других местах блюет!
Я спросила, где находится беременная.
– Заперлась в туалете и ревет.
Я пошла к туалету, стала уговаривать Тоню (так звали женщину) выйти, она наконец появилась. Выглядела ужасно. И как она переживет этот круиз?
– Пойдемте со мной, – мягко сказала я и взяла Тоню под руку.
– Вещи ее возьмите.
Макс кивнул на сумку. Я прихватила и ее.
«Больше никогда в жизни, – думала Тоня. – Если бы я только знала, что это будет так. Обошлись бы как-нибудь без этих денег. Никогда! Никогда! Никогда!»
Для начала я отвела Тоню в свою каюту, там заварила ей чай с травами, чтобы немного успокоилась, посидела с ней, напоминая, что ей осталось потерпеть совсем чуть-чуть, она родит ребенка, получит деньги, которые так нужны ее семье – и забудет о суррогатном материнстве навсегда.
– Зачем он меня унижает? – рыдала Тоня. – Вот зачем? Потому что он богатый, а я бедная? Потому что он меня нанял?
– Он унижал вас на протяжении всей беременности?
– Нет! Я вообще не знала, кому ношу ребенка! Меня выбрали по фотографии, по анализам, я не знаю еще по чему. Не видела я их живьем никогда. И не думала, что увижу, кому ребеночек достанется. Зачем мне это знать? Я не хотела. И многие родители, как мне говорили, не хотят встречаться с суррогатными матерями. Я думала, что мы никогда не встретимся. Я через фирму все оформила, все официально, бумаги подписаны. А тут нас с мужем вызвали в фирму и…