Ненавистная фрау
Шрифт:
Боденштайн посмотрел на машину, и ему кое-что пришло в голову.
— Кто эта женщина? — поинтересовался он.
— Барбара Конрэди, — ответила Тордис. — А что?
— У нее тоже здесь находится лошадь?
— Две.
— Она случайно не покупала недавно лошадь у господина Кампманна?
— Покупала, — ответила Тордис с еще большим любопытством. — Правда, ей изрядно не повезло. Лошадь парализовало, как только она ее приобрела.
Боденштайн задумался. По описанию женщина походила на ту, которая приезжала к Изабель Керстнер на прошлой неделе в субботу, сразу после обеда, и беседовала
Если эта дуреха заставит своего старика раскошелиться, я позабочусь о том, чтобы лошадь никогда не дошла до турнира…
Постепенно Боденштайн начал понимать, что проделывали инструктор Кампманн и Изабель Керстнер. Кампманн продавал лошадей своим клиентам, которые ему слепо доверяли, по цене, которая значительно превосходила действительную стоимость товара. Изабель, прекрасная наездница, привлекала людей, демонстрируя лучшие качества лошади, и когда сделка осуществлялась, она получала от Кампманна соответствующую сумму. Инструктор делал все возможное, чтобы покупатели не сразу заметили, какие недостатки имеют столь дорого приобретенные лошади, и зарабатывал еще дополнительно на аренде боксов, объездке и занятиях. Это были ловкие и одновременно очень коварные махинации.
— Часто Кампманн продает лошадей людям здесь, в конюшне? — спросил Боденштайн.
— Да, — подтвердила Тордис. — Почти все клиенты купили своих лошадей у него. Я, правда, никогда не стала бы этого делать.
— Так-так. А почему?
— Потому что я не хочу, чтобы он обвел меня вокруг пальца, — откровенно поведала Тордис. — Здесь, конечно, нельзя говорить об этом вслух — это было бы оскорблением его величества, но я твердо убеждена, что все лошади, которых он покупает, имеют некую проблему, которую он скрывает.
— Проблему? — переспросил Боденштайн.
— Да, — кивнула она. — Или они больны, или вышел их срок.
Это было как раз то выражение, которое Кампманн употребил в разговоре с Изабель Керстнер.
— Вышел срок… — повторил Боденштайн. — Это означает, что они не способны принимать участие в турнирах?
— Верно.
Позади манежа кто-то звал Тордис.
— Думаю, мой стейк готов, — предположила она. — Вы пойдете со мной? Вы ведь можете съесть стейк, не рассматривая это как подкуп, не правда ли?
— В другой раз — с удовольствием. — Оливер не поддался искушению и улыбнулся. — Спасибо за информацию.
На ночном столике Боденштайна настойчиво пищал мобильный телефон. Спросонья он с трудом нащупал выключатель и телефон и бросил взгляд на часы. Это могла быть только Козима.
— Да? — пробормотал он.
Но это была не Козима, а Пия Кирххоф.
— Я вас разбудила? — спросила она.
— Да. — Боденштайн опять закрыл глаза и откинулся назад. — Сейчас половина третьего ночи.
— О, в самом деле? — Голос Пии звучал очень бодро и довольно взволнованно. — Послушайте, шеф, я знаю, что за женщина изображена вместе с Гарденбахом на этих черно-белых фотографиях. Это Марианна Ягода.
Боденштайн открыл глаза и зажмурился от света.
— И это пришло вам в голову в половине третьего ночи?
— Марианна Ягода девятнадцатого
Теперь Боденштайн чувствовал себя по меньшей мере столь же бодрым, как и его коллега.
— Догадайтесь с трех раз, кто тогда был ответственным прокурором.
— Гарденбах? — предположил Боденштайн.
— Точно. — Пия казалась очень довольной. — Дальнейшее расследование не велось. Дело было закрыто. Через год прокурор Гарденбах купил прекрасный домик в Хофхайме.
— На что вы намекаете?
— Марианна Ягода подкупила Гарденбаха.
— Почему вы так решили?
— Когда Марианна вышла замуж, — сказала Пия, — возник семейный скандал, так как папа Дрешер не признал своего зятя. В течение нескольких лет Марианна и ее родители не имели никаких контактов. В начале девяносто седьмого года планы Ганса Петера Ягоды по выпуску акций на биржу перешли в горячую фазу: все, чего ему недоставало, — это необходимый стартовый капитал. И затем — как ловко! — умирают родители Марианны, и она в одно мгновение становится миллионершей.
Боденштайну потребовалась пара секунд, чтобы переварить информацию.
— Откуда вам все это стало известно? — спросил он.
— Ночные интенсивные информационные поиски, — скромно ответила Пия, — и хорошие отношения с тонким знатоком высшего общества Франкфурта. Дрешеры были щедрыми хозяевами и покровителями искусства. Собственно говоря, семейное состояние должно было быть вложено в фонды поддержки искусства, но прежде, чем Дрешер дал соответствующие распоряжения, он приказал долго жить.
Некоторое время Боденштайн обдумывал услышанное.
— Вы не сможете все это доказать, — усомнился он. — Здесь возможны различные случайности.
— Кроме меня, у кого-то уже были подобные подозрения, — сказала Пия. — На обратной стороне фотографии стоит печать детективного агентства «Штайн», которое, к сожалению, больше не существует, так как господин Штайн в мае девяносто седьмого года погиб в автомобильной катастрофе. Это, конечно, на самом деле может быть случайностью.
— А где вы сейчас?
— В офисе.
— Я буду через двадцать минут.
Суббота, 3 сентября 2005 года
Боденштайн был немало удивлен, увидев Пию сидящей за письменным столом, заваленным кипой бумаг, компьютерных распечаток и папок. В воздухе, пропитанном густым дымом от бесчисленных сигарет, можно было «вешать топор».
— Почему вы ночью не спите? — спросил Боденштайн, беря себе стул.
— Я наверстаю. — Пия придвинула к нему стопку распечатанных газетных статей. — Здесь отчеты прессы о пожаре на вилле, расследовании и извещение о смерти Герберта Штайна, детективного агента. Ему было всего двадцать восемь, когда он во время пробежки был сбит машиной. Водителя так и не нашли. Странно, не правда ли?