Ненавистная фрау
Шрифт:
— Я вас жду. До встречи.
И она тут же положила трубку. Оливер зажмурился от беспощадного яркого солнечного света и набрал номер Пии.
— К сожалению, я не в состоянии вести машину, — сказал он, коротко изложив ей причину того, почему она нужна ему этим воскресным утром. — Вы не могли бы за мной заехать?
— Конечно. Через полчаса я буду у вас.
Боденштайн, неуверенно ступая, поплелся в ванную комнату и чуть не споткнулся о собаку. Та, лежа перед дверью его спальни, терпеливо ждала, когда хозяин выйдет из комы, накормит ее и как минимум выпустит в сад. Какое-то время Боденштайн рассматривал в зеркале свое небритое и утомленное после бессонной ночи лицо, упершись руками в край раковины.
Документы, которым старший прокурор Гарденбах в деле «ЯгоФарм» не дал хода и, следовательно, успешно препятствовал расследованию, помещались в двух картонных коробках, какие обычно используют при переезде для упаковки вещей, и были скрупулезно сброшюрованы, что свойственно щепетильному человеку. Сверху, на папках, в первой коробке лежал конверт, адресованный Боденштайну. Все сотрудники отдела К-2 были вызваны в комиссариат и теперь сидели в переговорной комнате за большим столом, с физиономиями, на которых было написано ожидание. После того как фрау Гарденбах посмотрела фильм с невольным участием в главной роли ее мужа, она пришла к заключению, что больше нет смысла покрывать человека, нарушившего супружескую верность. Исключительно ради детей она попросила Пию и Боденштайна, насколько это возможно, не упоминать имя ее мужа в официальных сообщениях. Боденштайн открыл конверт и пробежал глазами написанное от руки письмо. У него побежали мурашки по коже, как будто на него вылили ушат холодной воды.
Уважаемый господин Боденштайн, — читал он, — когда Вы будете читать эти строки, Вам уже будет известно, что я оказался слишком труслив, чтобы вынести последствия моих действий. Так как Вы, как руководитель уполномоченного отдела К-2, будете вести расследование моего дела, я адресую это письмо Вам. Может быть, в интересах моей семьи Вам удастся не допустить муссирования моего имени в прессе. В качестве приложения я передаю Вам документы по делу “ЯгоФарм”, которые я задержал. В течение нескольких месяцев мы преследовали Ягоду по пятам, но я допустил ошибку, когда попался на удочку этой девочки. Я думаю, мне не оставалось ничего другого. Я знаю, что должен был действовать иначе. По крайней мере, оставаться честным. Люди допускают ошибки. Возможно, меня бы посадили, но я смог бы жить дальше. Однако меня шантажировали, и моя жизнь стала бессмысленной. Этого я не мог себе простить. И я знал, что никогда не смогу искупить своей вины.
С уважением, Йоахим Гарденбах.
— Вот вам и Ягода, — сказал Боденштайн и вручил письмо своим сотрудникам. — Документы передадим завтра во Франкфурт, в отдел по борьбе с мошенничеством. Но сначала мы их просмотрим. Может быть, мы найдем здесь еще ниточки, которые ведут к пожару на вилле, при котором погибли два человека.
Понедельник, 5 сентября 2005 года
После трех ночей, проведенных в следственной тюрьме Вайтерштадта, Ганс Петер Ягода казался слегка измотанным. Когда он сидел напротив Боденштайна в его кабинете, ощущалась его нервозность и одновременно негодование. Молчание давалось ему со все большим трудом, и вдруг он взорвался.
— Боже мой! — воскликнул Ягода высоким, почти срывающимся голосом. — Вы вообще понимаете, чем это грозит, если вы будете и дальше удерживать меня здесь из-за
Его адвокат, вкрадчивый тип, имеющий привычку попеременно сдвигать очки то на голову, то на переносицу, попытался утихомирить клиента, но Ягоду, казалось, больше не устраивала стратегия отказа от дачи показаний.
— Именно по этой причине я не могу понять, почему вы наконец не выскажетесь по всем обвинениям, — холодно произнес Боденштайн.
— Что же вы хотите услышать? — Нельзя было не заметить, что Ягода подавлен.
— Если можно, правду. Вы обыскивали квартиру Изабель Керстнер? Да или нет?
— Мой подзащитный не будет отвечать на этот вопрос, — быстро проговорил доктор Петерс, но Ягода не стал протестовать.
— Нет, — ответил он, не обращая внимания на возрастающую нервозность своего адвоката.
— Господин Ягода, — Пия Кирххоф откашлялась, — нам известно, что вы шантажировали старшего прокурора доктора Гарденбаха с помощью видеофильма, так как он вел в отношении вас расследование в связи с инсайдерской торговлей и мошенничеством.
Ягода побледнел и быстро посмотрел на адвоката, который бросал на него умоляющие взгляды.
— Нам также известно, что вы таким же образом шантажировали некоторых из ваших бывших акционеров, которые на вас заявили, — продолжала Пия, — и не в последнюю очередь — директора и руководителя кредитного отдела банка вашей фирмы. Но это нас совсем не интересует, так как мы ищем убийцу Изабель Керстнер.
— Кто такой Морис Браульт? — попытался выяснить Боденштайн. — Вы встречались с ним и фрау Керстнер двадцать третьего августа, мы знаем это из дневника Изабель. Какова была цель той встречи?
Крылья носа Ягоды задрожали.
— Нам давно известно, как в действительности обстоят дела фирмы «ЯгоФарм». Фирма обанкротилась. Наши коллеги из отдела по борьбе с экономическими преступлениями и мошенничеством готовят сейчас обвинение против вас на основании затягивания с объявлением о банкротстве. Мы знаем, что конноспортивный комплекс в Келькхайме зарегистрирован на имя вашей жены и что официально вам принадлежит немногим больше, чем одежда, которую вы носите. Вы об этом заранее побеспокоились, так как точно знали, что «ЯгоФарм» лопнула.
Ягода смертельно побледнел, его ресницы затрепетали. В какой-то момент Боденштайн стал опасаться, что мужчина упадет в обморок.
— Не оказывайте давление на моего клиента… — начал адвокат, но Боденштайн оборвал его.
— Вы должны посоветовать вашему подзащитному открыть наконец рот, — резко сказал он, — так как иначе и вы от него ничего больше не получите.
— Что вы имеете в виду? — вскочил доктор Петерс, и его очки соскользнули со лба на нос.
— Господин Ягода уже вряд ли сможет заплатить вам гонорар, — спокойно улыбнулся Боденштайн, — а это наверняка было бы для вас серьезным убытком, не правда ли?
Доктор Петерс сел и уже открыл рот, чтобы возразить, но здесь вмешался Ягода.
— Я не собирался никого шантажировать с помощью видео, — глухо проговорил он, опустив голову. — Это была идея Изабель.
Недовольный доктор Петерс снял очки и скорчил гримасу, как будто у него разболелся зуб.
— Это была идея фрау Керстнер — снимать фильм во время полового акта? — Голос Боденштайна стал жестким. — И вы думаете, мы вам поверим?
— Нет, я имею в виду… я… — Ягода подыскивал нужные слова. — Я в отчаянной ситуации. После обвала Нового рынка мне всегда удавалось спасти мою фирму, но вдруг все свихнулись! Заявления акционеров, прокуратура, угрозы… при этом у меня вдруг появился шанс подвести под фирму действительно солидную основу. Все, что мне было нужно, это время.