Ненавижу магов

Власова Мария Игоревна

– «Сказал» что? «Узнал» что? – повторяю с нажимом, теряя терпение.

– Не прикидывайся идиотом, я не поверю в слезливую историю любви или что там, по мнению Пенелопы, у вас. Я спрашиваю: кто тебе сказал?

– «Сказал» что? – переспрашиваю я и, когда разозленный мужчина хватает меня за ворот пиджака, окончательно выхожу из себя и применяю свою новую силу: – Отпустил.

Его руки разжались сразу же по приказу, а взгляд слегка опустел. Сдавленно захрипел, борясь со страхом и паникой, что так прячет внутри.

–

Что, по твоему мнению, я знаю? – молчит, потому добавляю силу в голос. – Отвечай!

– Пенелопа, она уже отдала тебе, – прерывисто произносит он, словно каждое слово причиняет сильную боль, – свою силу.

– Что она мне отдала? – растерянно оглядываюсь назад, а затем опять перевожу взгляд на тестя.

– Сердце, в нём их сила, – шепчет, напустив туману, мужик, и я начинаю сомневаться, что моя сила работает на пьяных.

Наверху скрипнула дверь, жена вышла на улицу, даже не одевшись толком.

– Ты что делаешь? – злюсь на нее, вечно она не вовремя. – Иди внутрь!

– Пап, я тебе постелила, иди спать, – недовольно поджимает губы жена, чувствую, как она злится на меня.

Маг оглянулся на дочь, замер и снова сдавленно вздохнул, словно она ему тоже приказала. Ещё некоторое время старик смотрел на неё, а затем закрыл глаза, с трудом скрывая бушующие в нем чувства. Я знаю, что причинил ему боль, ощущаю его злость и немое отчаянье. Что он имел в виду? Что-то я упускаю из виду, но не понимаю, что именно.

– Папа, не спи стоя! – поняла его поведение по-своему жена.

– Пенелопа, иди внутрь, – повторяю, слегка повышая на нее голос, ведь ещё немного, и она совсем простынет на этом морозе.

Ей больной спины мало? Совсем не думает о себе, а тем более о ребёнке. Сам на мгновение закатываю глаза, вот только о нём мне думать сейчас не хватало, но, похоже, именно мне и придётся, раз уж мать о нем не думает. Странно это, ведь я до сих пор не знаю, есть он или нет, это уже не так важно для меня.

– Пенелопа, ты так простынешь! – рычу сквозь зубы.

– Пап? – вновь игнорирует меня жена.

– Иди, ложись, я в дом пойду, хозяин я или нет, – отзывается тесть с улыбкой и уже поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за локоть.

– Я провожу, а то мало ли, – говорю для жены, а сам тащу удрученного мага до дома. – Не рассказывай никому о том, о чём мы говорили.

– Парень, не обижай ее, – слышу от него на пороге дома, где и отпускаю.

Оглядываюсь назад, Пенелопы с этого места не видно.

– Боюсь, у меня не получится, отец, – отвечаю ему без иронии как раз перед тем, как дверь в дом открывается.

– Папа, где тебя носило? – встречает нас на пороге одна из его дочерей. – Сколько можно пить?

Слишком их много, я даже не пытаюсь запомнить все имена, все равно забуду. Только красноволосую помню и ту, некромантку по имени Иза. Девушка в ночной рубашке до пола принимает отца из моих рук, а то он уже плохо стоит на ногах.

–

Изабелла, а ты что здесь делаешь? Живо пошла спать! – вдруг разорался пьяный мужик, на что девушка лишь закатила глаза.

– Папа, сам иди спать! Опять мама будет тебя ругать! – причитает девушка и, прежде чем закрыть передо мной дверь, слегка кивает в знак благодарности.

В доме поднялся шум, мужик запел какую-то песню, да так фальшиво, что уши в трубочку скрутились. Вздыхаю, заходя за сарай, и вижу, как закрывается дверь на чердак. Ждала, пока я вернусь? Поднимаюсь и запираю дверь на все засовы, вздыхаю слегка облегченно, когда вижу жену все там же, перед камином. Сажусь рядом, сбиваю снег с пиджака. Нам нужно несколько минут, больше ей, чем мне. Не ощущаю ее эмоций, не знаю, о чем она думает, мне это не нравится. Она чувствует моё настроение, смотрит на меня молча, и мне кажется, что это молчание длится целую вечность.

Я не приказываю, не хочу. Не хочу ее боли, но знаю, что являюсь её причиной. Использую ее, так же как остальные, я ничем не лучше, но их осуждаю. Впрочем, я гораздо хуже её родных, потому что не отвечаю на ее чувства, доставляю ей боль и ещё немало принесу в будущем.

Ее губы теплые, я холодный от мороза, она согревает меня поцелуем и снаружи, и изнутри. Притягиваю ее, такую тёплую и нежную к себе, дышу воздухом, который она судорожно выдыхает, когда поцелуй останавливается всего лишь на мгновение. Целуемся медленно и почти мучительно, потому что поцелуев уже мало. Укладываю ее на кровать, она не сопротивляется, но и инициативы не проявляет. Проклятье подсказывает, ее мысли снова где-то далеко. Выдыхаю, чувствуя, что почему-то злюсь.

– Что такое? За нами опять подглядывают? – отстраняюсь и слегка приподнимаю бровь, когда она рассеянно оглядывается по сторонам.

– Нет, – шепчет, снова садясь, но уже подальше, держась от меня на расстоянии.

– Тогда зачем ты меня поцеловала? – беру ее за руку, чтобы она посмотрела на меня, а не куда-то в стенку.

– Мне захотелось, – раздраженно отвечает, выдирая руку из моей хватки.

– Захотелось? – не скрываю иронии, ибо ни до, ни после поцелуя не чувствовал ее эмоций, а вот сейчас ещё как чувствую! Вот только это совсем не возбуждение или похоть, это глухая злость и боль.

– А что такое? – гордо задирает нос, сверкая глазами. – Ты мой муж, хочу – целую, хочу – сплю, это же ты так выразился: удовлетворяю потребности.

Из ее уст это звучит ещё более нелепо, чем из моих.

– Почему ты смеешься? – хмурится, зло прищурившись.

– Нет, нет. Что ты? Конечно, нет! – отмахиваюсь от нее, еле сдерживая смех.

– А вот мне кажется, что ты надо мной смеешься, – очень серьёзно тыкает меня в грудь пальцем. – О чём ты говорил с отцом? Ты сказал ему?

– О чём именно? – накрываю ее ладонь своей, а то скоро дырку во мне проделает.