Ненавижу магов
Шрифт:
– Подыграй, – шепчет на ухо в промежутках между легкими поцелуями в шею, и лишь тогда я понимаю, что она на самом деле меня не хочет, и это инсценировка, спектакль.
И для кого же мы играем пылких новобрачных? Слегка поворачиваю голову и с трудом различаю во тьме крысу, но не простую, а находящуюся под чужим контролем. И такие способности есть у ее родственниц? Эта мысль мелькнула в моем сознании лишь мимоходом, больше бесит, что я всерьез принял поведение жены, что не удивительно после того, что происходило утром. Я уже вошел в нее, когда моя дьявольская помощница решила все испортить. Кто же знал, что Катрина сможет
Для той, что любит меня, Пенелопа слишком часто борется с собственными чувствами. Хотя откуда мне знать, может на самом деле это нормально? Когда я был ещё подростком, я тоже влюбился и творил странные и непонятные для меня сейчас вещи. До сих пор не понимаю, что за чувства вызвали у меня ее слова. Почему вместо того чтобы оттолкнуть, понимая, что своим проклятием никогда не чувствовал от нее любви, мне захотелось наоборот стать ближе. Почему я ей поверил, прекрасно зная, что она лжет. Судя по тому, что произошло сегодня днем, да и вечером – это к лучшему, она теперь на моей стороне. Вот только мне не нравится то, что я не чувствую ее желания сейчас. Вообще ничего не чувствую от нее, ее мысли где-то далеко, пока губы целуют меня, а тело так интимно приживается ко мне.
Нет уж, так дело не пойдет, ни в каком спектакле я участвовать не собираюсь. Подминаю ее под себя, оказываясь сверху целую по-настоящему, как целый день хотелось. Она замирает, и я позволяю себе сжать ее в объятиях, почувствовать какая она мягкая, горячая и чертовски соблазнительная.
– Вальтер, что ты, – она выдыхает мне в губы, но не успевает ответить, я закрываю ее рот новым поцелуем.
Вот так лучше, чувствую ее смущение и желание, хочет меня. Пытаюсь снять рубашку, а то слегка мешает, как и вся остальная одежда, но Пенелопа не дает, сжимает ее у меня на груди.
– Нельзя, – пытается сказать, но мой язык в ее рту не дает.
Нам нельзя показывать Брачную Метку, но почему я должен подстраиваться под каких-то девок, что подглядывают как подростки? Пусть наслаждаются представлением, недолго осталось. Оставляю рубашку, как есть, даже понравилось, как она за нее держится, словно боится, что сбегу, если отпустит. Пока ее руки заняты, мои свободно блуждают по ее телу. Развязал завязки на штанах, скользнул под свитер и сжал мягкую грудь, заставив тем самым ее судорожно вдохнуть. Упирается руками в грудь, пытается так оттолкнуть меня, не понимая, что при этом подставляет шею и лицо под поцелуи.
– Вальтер! – грозно возмущается, когда попытался стащить с нее штаны.
– Ты же сама просила подыграть, – отвечаю ей с улыбкой, а затем одним щелчком спалил чертову крысу. – Так лучше?
Не дожидаясь ее ответа, где-то на улице толпа девушек матерится и возмущенно вопит: «На самом интересном месте». Похоже, в этой деревеньке очень скучно, раз уж здесь так «развлекаются». Ощущаю ее стыд, прикрывает ладонями лицо и натужно вздыхает, не замечая, что штаны с нее я все-таки снял. Упираюсь на полусогнутый локоть возле ее головы, наблюдая, как растерянно она реагирует на скользящую по ее бедру мою вторую
– Я забыла, что могу просто ее спалить, – признается она, слегка кося взгляд и откидывая мою ладонь, что уже добралась до её груди.
Чуть насмешливо приподнимаю бровь, словно не верю в эту причину. Мне нравится ее смущение, она редко смущается, это даже забавно. Кашляет, когда, невзирая на протест, возвращаю руку на ее бедро.
– Давай спать, – произносит она немного двусмысленную фразу, от которой невольно улыбаюсь. – В смысле просто спать, завтра рано вставать, я так устала…
Киваю на весь ее лепет и отговорки, при этом нагибаюсь к ней и целую, долго и многообещающе. Вот тогда сдается, притягивает к себе, обнимая шею. Все портит шум засова на улице, а затем сильный стук в дверь. Судорожно вздыхаю, второй раз за день обламывают, да они издеваются? Если это опять Катрина, я ее с лестницы спущу, чтобы умерила своё рвение. Если же это родственницы пожаловали досматривать представление, то я им его сейчас устрою. Словом, к двери я шел слегка не в духе, открыл дверь, а там пьяный мужик. Спрашивается, что надо мужику лет сорока на вид, под дверью моей жены?
– Ты кто? – задали мы друг другу один и тот же вопрос с абсолютно одинаковой интонацией.
– Папа? – выдала Пенелопа за моей спиной. – Я сейчас все тебе объясню.
Объяснить она ничего не успела, меня отнесло в стену с такой силой, что штукатурка посыпалась на лицо, и кости хрустнули.
Родственники, мать твою!
Перед глазами потемнело, я по привычке попытался поставить блок и для этого собственно использовал магию, которая, конечно же, не сработала, потому что запечатана. Все тело содрогается от ужасной боли, даже дышу с трудом. Спасибо тебе, Игнаришнар, отлично постарался! Без магии каждое мгновение итак было невыносимым, и теперь ещё изнутри терзает безуспешная попытка ее использовать. Глаза затуманивает синяя пелена, родовой огонь реагирует раньше, чем понимаю, что это ещё не все. Вспышка огня, которая не поджаривает меня только потому, что я уже объят пламенем. Родовой огонь всё же сильнее стихийной магии, но при условии запечатанной магии может не спасти. Не могу подняться, волна боли не отпускает.
– Вальтер? Что с тобой? – жена бросается ко мне и тянет руки, будто не замечая, что я горю.
– Кнопа, отойди! – кричит ее сомнительный папочка и ударяет по ней же потоком воздушной магии.
Надо же: он ударил по ней магией, по дочке, у которой особенная форма аллергии на магию, и о чем он, скорее всего, прекрасно осведомлён. Да чем вообще этот человек думает? Она же его дочь! Эта семейка — это просто что-то с чем-то!
Хватаю Пенелопу и прижимаю к себе, чтобы родовой огонь нас защитил. Одежда не успевает сгореть дотла, лишь чернеет, прежде чем шокированный тесть падает на колени, и я позволяю огню исчезнуть.
– Все хорошо? – утопаю в ее заботе и нежности, когда проводит рукой по моей щеке.
– Не надо, – прошу ее, чувствуя, что с каждым ее прикосновением боль отступает, отходит на задний план.
Ее жалость уже не так бьет по самолюбию, в отличие от нелепого проигрыша по собственной глупости.
– Пенелопа, что ты… – начинает, но осекается маг. Ему с таким же успехом может быть столько же, сколько и тёще. Чувствуется опыт сражений, раз уж во вдребезги пьяном состоянии он сумел создать такого рода магию.