Ненавижу школу
Шрифт:
А ещё оценка для учителя — это показатель его личного престижа. Считается, что у хорошего учителя не должно быть троек. Что же делают «заслуженные, многоопытные» учителя — они намеренно поголовно завышают своим подопечным оценки, создавая мыльный пузырь своей педагогической гордости, дескать, вот как я их всех (даже самых слабых) хорошо обучила. Враньё. Я работала с такими училками, с их учениками и всегда видела там беспробудных троечников, превращаемых ими в хорошистов и даже отличников. Яже двоим из моей группы поставила тройки по результатам года. Что тут началось! Ко мне прибежали разъярённые родители: «Как тройка, откуда тройка, а по другим предметам хорошие оценки, значит, это вы виноваты, вы не научили!» Мне, как всегда, помешало хорошее воспитание — я не смогла сказать правду «Вы же знаете, что те оценки завышенные, нарисованные для красоты и престижа училки». Нет, и я могу немного завысить оценку там, где это необходимо ребёнку, где это, скажем, поможет ему поверить в себя, но не для себя, любимой. Есть детки очень неуверенные в себе, очень робкие и застенчивые, что мешает им полноценно работать в школе, на уроках, особенно в наше
Оценки и то, как они выставляются, было первым сильнейшим омерзением при знакомстве с госшколой. В частности, когда я узнала о том, что многие и многие учителя боятся скандальных родителей и, дабы избежать скандалов, разборок, завышают оценки их детям, своим ученикам. Я не идеализирую советскую систему образования, потому что знаю, что и в ней было достаточно лицемерия: и оценки занижали и завышали кому когда надо, и обижали учеников, — но теперь эта система стала более лицемерной. Объясню почему. Раньше, если ребёнок учился по предмету на два, то ему и ставили два, а теперь, когда такой же ребёнок учится на два, ему ставят три, и только три. Сегодня двойки — нежелательные друзья, даже угроза уже для самой школы, для её престижа, а значит, для вопроса родительской-спонсорской подкормки (и личного обогащения её руководства). Подкормки, которая в вопросе выбора между каким-то там учеником-двоечником и, допустим, личным благосостоянием директора понятно в какую сторону склонит чашу весов. Налицо обман: учительница не научила ученика на тройку (удовлетворительное знание предмета), а научила его на два: например, не научила во втором классе ребёнка читать. Но ставит она всё же три и зачастую даже не столько ради хороших показателей, ради красивых отчётов успеваемости класса, сколько как оценку самой себе. Ведь среди учителей есть и такое понятие, что учитель ставит оценку не только ученику, но и себе самому за свою работу (что само по себе верно, если бы учитель не обманывал и себя самого, и ученика). А ведь дети часто замечают, когда некоторым их одноклассникам завышают оценки, и теряют уважение и к учителю, и к школе в целом, и, впоследствии, к самой оценке своих действий как таковой — оценке тебя людьми, с одной стороны, и твоей оценки окружающих — с другой, к доверию, к порядочности и т. д. (плодя потом пороки лицемерия и равнодушия, корысти и пресловутой коррупции и др.).
Но не только завышения имеют место быть. Оценка, как инструмент, может применяться учителем и в другом направлении, в решении других собственных задач и интересов. Например, как я уже говорила, в качестве репрессивного инструмента. Я, будучи хорошисткой в школе и всегда переживая за свои оценки, была удивлена, став учителем и узнав о том, что многие ученики сегодняшней средней школы совершенно спокойно относятся к своим тройкам в четвертях и за год, они не расстраиваются, «не парятся». Почему? Да потому, что знают, что оценка — это во многом прихоть учителя. Испытав несколько раз несправедливость (на себе или видя это по отношению к другим, к товарищу), они потихоньку привыкли к этой системе необъективности в оценке их деятельности, и так как не могли изменить это, то стали относиться к этому «философски», т. е. равнодушно. Мне пришлось много постараться, чтобы объяснить детям, почему они получили такие, а не другие отметки, но я уверена, что не все из них мне поверили искренне, а именно — я обнаружила тот факт, что дети не доверяют учителям, совсем. Это не голословное утверждение. Не раз подростки говорили мне о несправедливостях, которые они вынуждены терпеть от учителей. Поначалу я не очень верила им, но потом по мере того, как лучше узнавала учителей, о которых они рассказывали, лучше узнавала порядки, принятые в школе, я постепенно стала верить рассказам учеников, воочию убеждаясь, что они говорят правду (хоть и не всегда и, главное, далеко не всем).
А ещё в школах практикуется целое искусство, мастерство, которому не учат в педвузах и колледжах, — это мастерство, как они сами это называют, «опустить неудобного ученика». Я не сразу узнала об этом, потому что сама никогда такого не делала и не смогла бы, даже если б захотела. Я могу отругать за что-то, повысить голос, даже отчитать за хамское поведение или систематическую неготовность к уроку, но унижать одних детей непосредственно на виду у других, перед другими я не умею. А потом узнаю от других учителей, что это очень действенное средство влияния на неугодных учеников. Как это делается? Например, при всех, т. е. при одноклассниках, заговорить об известных слабых местах данного ученика, т. е. поставить его в неловкое положение перед другими, среди которых есть и лица противоположного пола, с которыми у подростков непростые отношения, среди которых найдётся большое количество и недоброжелателей этого подростка, т. е. его врагов, которые не упустят случая насладиться позором оного и потом будут этот случай мусолить и постоянно совать его в лицо бедняге. Любой нормальный человек, не имеющий педагогического образования и вообще к этой сфере не имеющий никакого профессионального отношения, скажет, что подобная тактика учителя неэтична, это подло, а потому абсолютно недопустимо по отношению к ребёнку. А вот дипломированные педагоги не то что не считают
Если ребёнок понял, что ему несправедливо занизили оценку, а любимчику учителя, наоборот, несправедливо завысили её, и это оказался неробкий малый, решившийся открыто заявить об этой несправедливости на уроке, — что делает учитель? Предлагает ученику обсудить этот вопрос после урока? Или сразу на уроке даёт исчерпывающее объяснение ребёнку? Нет, никакого обсуждения этого вопроса не будет: ни на уроке, ни после. Будет вот что: перед всем классом учитель скажет что-нибудь такое, что настроит других учеников против выразившего недовольство: например, «Мы что, тут всем классом будем терять время от урока на твои капризы», и другие ученики сами зашикают на него, покрутят у виска, обзовут как-нибудь — таких в среде детей всегда предостаточно, и неудивительно — какие учителя, воспитатели — такие и ученики. Что посеешь, то и пожнёшь. Что в них, детей, сеют, то и взростает. То есть руками самих учеников учитель мастерски решает задачу отделаться от ответа за несправедливую оценку: ведь в такой ситуации бедняге приходится затихнуть с оставшимся без ответа вопросом о поставленной ему оценке. Это оружие не только точечного поражения цели, но превентивного характера: после такого неприятного исхода дела вряд ли кому-то в следующий раз захочется высказать в классе вслух подозрение о необъективной оценке.
Где учитель работает, а дети учатся?
Ещё одна вопиющая НОРМА, прижившаяся во многих школах, к которой почти все учителя почему-то быстро и, похоже, навсегда привыкли. Как вы знаете, учителю нужен кабинет для того, чтобы там проводить уроки, иметь свой рабочий стол, шкаф или полки для различных пособий, материалов, тетрадей и т. д. Вам интересно, как сегодня в наших школах учителя получают такой кабинет, класс? Ах, да, вы же не знаете, что вообще ещё не каждый учитель имеет в своем распоряжении кабинет и нормально устроенное рабочее место. Да, теперь рабочее место положено не всякому учителю, теперь рабочее место ещё надо заслужить, заработать, выцарапать у своих же коллег, причём у самых тихих из них, т. е. менее ушлых, чем остальные, а потому менее «заслуженных», у «заслуженных» — ведь не получится! «Кабинетик захотела, чтоб уроки в нём проводить, с ребятами заниматься, — так отремонтируй за свой счет сначала, тогда получишь, и спасибо не забудь сказать за такой тебе щедрый подарок от руководства». И что вы думаете, кто-то из учителей возмущается? Нет, они спокойно в массовом порядке делают эти ремонты в классах за свой счёт (ну, конечно, относительно «за свой»), И когда я выразила искреннее удивление таким порядком — они меня не поняли, дескать, другого-то выбора нет, «не хочешь — работай без кабинета».
Давайте проанализируем это мировоззрение — «другого выбора нет». Посмотрите, люди какого мироощущения учат ваших детей, — это люди, у которых нет выбора, они не осознают своих прав, а значит, они точно так же не осознают прав ваших детей, своих учеников, они вообще осознают наличие прав только у власть имущего субъекта, кем дети точно не являются. Для них как начальник сказал, так и будет, они даже не обдумывают смысл и цели мер и порядков, вводимых начальством, для них вообще обдумывание чего бы то ни было — почти табу. Потому что если начать рассуждать, вдумываться — не сможешь тупо плыть по течению, придётся что-то менять, зачем-то там шевелить задом, стараться, а они меньше всего на свете хотят этого.
Зато у школьного бухгалтера такой просторный и обустроенный кабинет, как у директора: с белым кожаным диваном, телевизором, микроволновкой… Спрашивается: зачем школьному бухгалтеру телевизор и большой кожаный диван на рабочем месте! Как зачем бухгалтеру телик — сериалы посмотреть в рабочее время, как зачем диван кожаный — бухгалтер человек большой, очень важный для директора человек (очень!!! — догадайтесь почему!), в отличие от учителя, не чета училкам каким-то там, его должна окружать представительская, солидная мебель, а не драные стулья, да и полежать-отдохнуть от тяжёлой счётной работы необходимо, как зачем микроволновка — покушать, ведь столовской едой, которой кормят ваших детей, бухгалтер не питается.
А теперь перенесемся из кабинетов директора и его приближённых, где евроремонт, чистота, жалюзи, диваны, журнальные столики, цветы, вся техника, даже если директор этой техникой никогда не пользуется, в остальную часть школы, что мы там увидим? Сорок процентов классов в школе в прямом смысле слова ободранные, мебель ветхая, страшная, не хватает ни стендов, ни полок с наглядными пособиями и литературой, ни тематических постеров, во многих классах на стенах вообще ничего нет, как в солдатской казарме. И даже учительской иной раз «пока» нет, и неизвестно когда будет! Обшарпанные полы, неоткрывающиеся и незакрывающиеся окна, створки шкафов, вообще много старой, дышащей на ладан мебели, нет занавесок на окнах, текущие краны в туалетах, абсолютно голые стены коридоров и холлов — ни стендов, ни плакатов, два только и есть во всей школе: один с изображением любимого директора, другой с портретом президента.
Те классы, что оборудованы самими учителями и/или за счёт родителей, конечно, заметно отличаются, они похожи на нормальные школьные кабинеты, остальные же, которые ещё не благоустроены за счёт учителей и родителей, вызывают ассоциации с давно брошенной, закрытой, пустой школой. Родителям такие классы стараются не показывать, поэтому многие из родителей, скорее всего, таких и не видели. И всё это при том, что на благоустройство школы регулярно выделяются бюджетные средства, какие-никакие, но ежегодно: и на ремонт, и на мебель, и на благоустройство прилегающей территории (спортплощадки, газона и т. д.). И не верьте тем лицам, которые вам скажут иначе, они — деньги — не могут не выделяться согласно ЗАКОНУ о бюджетных организациях, а всё остальное — элементарное воровство. А помимо бюджетных средств существует так называемый родительский фонд.