Нэнуни-четырехглазый
Шрифт:
— Что такое? Похоже, кто-то специально дробил эти ракушки. Да и как они оказались здесь, так далеко от берега? И высоко, саженей тридцать над уровнем моря. Неужели оно когда-то достигало этих мест? И потом опустилось?
Рассуждая вслух, он ударил заступом по краю кучи и неожиданно увидел в земляной прослойке обломок кости, а рядом продолговатый морокой голыш. Машинально поднял его и вдруг понял, — этот предмет когда-то уже побывал в руках человека!
Сомнений быть не могло. Более тяжелый конец валуна отчетливо сохранил следы работы: им дробили
Вот он сидит здесь на корточках и разбивает этим камнем раковины и кости животных. Прокопченый, нечесаный, в звериной шкуре. А рядом его балаган из жердей, крытых древесной корой. Около него так же одетые женщины и дети. И у всех в руках такие же камни. Дымят костры… Судя по количеству этих кухонных остатков, здесь стояло не одно жилище. Вероятно, целое стойбище людей каменного века!
Он увидел это так ясно, что сразу позабыл всё вокруг. Помощники прекратили работу и смотрели на него с удивлением и страхом.
— Михаил Иванович! Что с вами?
Он вздрогнул. Показалось — кто-то провел холодным между лопатками. И с трудом возвратился к действительности.
— Стой, ребята, как попало больше не долбить! Будем копать осторожно. Кажется, это очень важная находка.
В самом деле, среди раковин и обломков появились новые доказательства древней стоянки человека: куски рогов оленя, костяное шило, каменное долото, хорошо отшлифованный топор. Костяные палочки, служившие, вероятно, «вилкой» для извлечения содержимого раковин и костей. Но больше всего поразила еще одна находка — черенки грубой лепной работы! Да еще с какими-то черточками. Значит, предок лепил посуду из глины и, нанося для украшения полоски, обжигал свои горшки!
Михаил Иванович промерил холм во всех направлениях. Оказалось, он составлял около четырнадцати кубических метров кухонных остатков древнего стойбища. И среди предметов обихода только морская галька служила без обработки. Все прочие «инструменты» носили следы рук мастеров.
В эту осень Гек вернулся из плавания раньше обычного. С горы была видна его небольшая заимка, а напротив, на глади тихой бухты, шхуна «Анна» с убранными парусами.
— Андрей, беги к дяде Геку, скажи, мы нашли что-то интересное, пусть вечером обязательно зайдет!
Новоиспеченные «археологи» вернулись домой без сырья для извести, но с мешками, набитыми образцами из кладовой давних хозяев этой земли.
После ужина на столе бережно разложили добытые экспонаты. Их переворачивали с боку на бок, некоторые изучали через лупу. Михаил Иванович вел опись.
— Смотри, Михаил Иванович, это грузило. Вот, на шейка этот камень они привязывали какой-то леска, ловили рыбу, — уже что касалось моря, то лучше Гека вряд ли кто разбирался.
— А это, думаешь, что такое?
— О, это плавник молодой акулы! Значит, у них была сетка.
— Вероятно. Только из чего они могли плести сети? Из кожаных ремешков?
— Наверно, они еще не понимали вкус краба. А может, их закон запрещал? А может, боялись такой страшный штука, — Гек зашевелил своими скрюченными пальцами перед пушистыми, отливавшими медью усами.
Все расхохотались. Капитан, когда бывал в ударе, умел рассмешить кого угодно. А Михаил Иванович ужо рассматривал новый экспонат.
— Они, разумеется, и охотились. Видите, это костяной, а это каменный наконечник стрелы. Да и кости о том говорят.
Ольга Лукинична перетирала на краю стола чайную посуду. Она внимательно прислушивалась к разговору мужчин, долго не рискуя высказать свое мнение. Но не выдержала.
— Выходит, мы не первые живем, на этой земле, да? Мне приятно думать, что наш полуостров давно понравился людям. Что они тоже выбрали его и стали здесь жить.
— Стали-то стали. Только вот что мне не понятно: почему они выбрали северо-восточный склон? Я прихожу к выводу, что это была только летняя стоянка, их дача.
— Пожалуй, ты прав. Они приходили летом ловить рыба и собирать ракушка. Это гораздо легче, чем ходить на охоту с луком и копьем, а? Ходили все на бухта, собирали устрица и колотили камнем с утра до вечера! Только где они жили зимой, а, Михаил Иваныч?
— Я уже думал над этим. Возможно, и на полуострове, ведь тогда никто не жег лес, он защищал от стужи. Судя по липам, здесь стояли огромные деревья. Но не исключаю, что откочевывали на зиму дальше в горы, в тайгу. Вот бы открыть их основное жилище! Там мы обязательно нашли бы захоронения и какие-то печи для обжига этой посуды.
— Все равно, ты сделал очень большой открытие. Молодец, когда будешь отправлять посылку в музей?
— Как только все пронумерую и опишу.
— И статью сразу будешь писать?
— Обязательно. Я уже придумал название. «Кухонные остатки и каменные орудия, найденные на берегу Амурского залива».
— Давай. Я на днях иду Владивосток. Заберу твои ящики и отправлю все в Иркутск…
Прошло три месяца, выпал снег, но море, как всегда, замерзло поздно. Гек продолжал курсировать на своей «Анне» вдоль побережья, часто наведывался во Владивосток. Там он неизменно забирал почту для себя и Янковских.
В этот раз он сам занес пачку писем и газет. Они сидели у стола, на котором была разложена корреспонденция.
— Есть письмо от музей. Потом будешь читать, интересно, что они пишут про кухонные остатки. Только сначала вот что. Я заходил ваш «польский клуб» — кофейню господина Пиллера. Там тебе просили передать, чтобы послал деньги. Говорили, надо помогать какой-то ссыльный. Его фамилия, сказали, ты сам знаешь.
— Очень хорошо, что ты побывал у Пиллера. Когда отправляешься в обратный рейс? Я зайду, передам, сколько смогу.