Необитаемый город
Шрифт:
— Разве они имеют ко мне какое-нибудь отношение? — Из-за сильного волнения мне не до тонкостей. — Хочу сказать, если я видел безликих людей и что-то в таком роде, то это еще не значит, что я убийца, верно? — Рука подергивается; эти движения становятся заметнее, когда я нервничаю.
— Вы их продолжаете видеть? — спрашивает он. — Безликих людей?
Слишком нервничаю, чтобы отвечать. Он ждет, потом поднимает брови:
— Майкл?
— Нет. — Отрицательно мотаю головой. — Я не видел их уже несколько недель.
— Отлично. —
— Потому что я вылечился?
— Потому что у вас просветление сознания.
Киваю. Он все еще не ответил на вопрос. Чувствую себя окоченевшим и маленьким.
— Вы в курсе, кого преследовал Хоккеист?
Снова киваю:
— «Детей Земли».
— Именно, — подтверждает он и со щелчком открывает портфель. — А что вам известно об этой организации?
— Это не организация, — считаю необходимым уточнить, но получается очень мрачно, — а культ.
— Верно, но для культа они на удивление хорошо организованы. Есть собственная ферма, они продают фрукты и сыр в ларьках вдоль дороги. Почти полностью на самообеспечении. Единственное, что они покупают у штата, так это воду.
— А электричество?
— Без малого двадцать лет отказываются пользоваться электроэнергией. Даже оборвали электропровода, которые вели к ним. Настоящие луддиты. По сравнению с ними секта менонитов просто высокоразвитые инопланетяне.
Я нервно сглатываю. Почему услышанное так пугает? Потираю руки, пытаясь их согреть.
— Какое отношение это имеет ко мне?
— Двоякое. — Он достает из портфеля лист бумаги с длинным списком имен. — Во-первых, из тринадцати жертв Хоккеиста девять состояли в секте. Четверо других были связаны с ними опосредованно — друзья, члены семьи и тому подобное. — Он кладет бумагу и вытаскивает что-то напоминающее официальный документ. — Во-вторых, в настоящее время культ основал фермерскую общину неподалеку от Чикаго с центром в бывшем доме Милоша Черни.
Это привлекает мое внимание.
— Того самого Милоша Черни? Похитителя людей?
— К сожалению, да. Но это еще не самое странное. — Он откладывает документ и вытаскивает другой, на сей раз короткий список имен. — Из пяти детей, спасенных из дома Милоша Черни чуть меньше четверти века назад, четверо в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет убежали из своих семей, чтобы присоединиться к «Детям Земли». Полиция, конечно, нашла их и вернула родителям, но, достигнув совершеннолетия, они тут же вернулись в секту. Все. — Он помолчал. — Кроме вас.
Хмурюсь, не зная, что сказать.
— Они были… — Я на грани обморока, сердце бьется слишком часто. — Эти члены культа помогали Черни похищать женщин? И убивать? Почему эти люди не в тюрьме?
— Некоторые из них отсидели свой срок, — говорит он, стараясь успокоить меня, — за пособничество. Теперь все выпущены
Откидываюсь на спинку:
— Не может быть, чтобы вы это серьезно.
— К сожалению, это правда. Понимаете, почему мне надо поговорить с вами?
— Думаете, они попытаются выйти на меня?
— Если честно, я удивлен, что этого еще не произошло. Когда четверо остальных вернулись в секту, мы связались с вашим отцом и школой, поинтересовались. У вашего имени в данных ФБР стоял флажок фактически с тех самых пор, как завели электронную картотеку. Однако никаких признаков того, что с вами кто-то выходил на связь, так и не было обнаружено. Мы надеялись, что вы сможете рассказать больше.
— Постойте, — говорю, отодвигая стул от стола. — То есть я все это время был под наблюдением правительства? Считал себя параноиком, сумасшедшим, теперь содержусь в психушке и ем лекарства, как леденцы, а вы сообщаете мне, что все это было на самом деле?
— Майкл…
— Где камера — в часах? Вы ведете наблюдение через них? А как насчет…
— Майкл, — повторяет он с большей настойчивостью, — прошу вас, успокойтесь. Никто не наблюдает за вами. Просто вы помечены в системе. Это означает, что если ваше имя появится в полицейском или медицинском рапорте или еще где-нибудь, то я получу сообщение по электронной почте и прочту его. Только и всего.
— Вы наблюдали за мной.
— Я вас защищал. Послушайте, люди, которые похитили вас с матерью, находятся на свободе, и они связаны серией убийств, а я делаю все, что в моих силах, чтобы раскрыть преступления. Сейчас мы придерживаемся версии, что они убивают отступников, всех, кто уходит от них или выступает против культа. Мне очень нужно знать, не выходили ли они с вами на связь, потому что это может дать ниточку…
— А как они связались с другими?
— Понятия не имеем. В один прекрасный день ребята взяли и ушли. Никто их не звал, никто не увозил. Судя по всему, они сделали это абсолютно добровольно.
— Это лишено смысла.
— Я и сам знаю. Слушайте, наверняка есть нечто такое, о чем вы можете сообщить. Письмо, подсунутое под дверь, незнакомец на улице. Хоть что-то.
Я смеюсь, разочарованный и сбитый с толку:
— Меня много лет преследуют вымышленные люди. Может быть, они искали возможность выйти на связь.
Он начинает говорить, но внезапно меня вдавливает в стул. Боль завязывает тело в узел. Из кармана агента Леонарда раздается громкий звонок.
— Выключите его! — С трудом распрямляюсь, одной рукой хватаюсь за голову, а другой тянусь к нему.
Рука пульсирует в том же ритме, в каком хрипели динамики в эксперименте доктора Литтла.
— Что с вами?
— Выключите телефон!
Он вытаскивает мобильник и в недоумении хмурится. Наконец нажимает кнопку. Звон прекращается, боль начинает отпускать. Леонард растерянно смотрит на аппарат.