Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность
Шрифт:
С каждым часом темнота сгущается, но эхолоцирующим летучим мышам она нипочем. Как и обладательнице острого слуха сове, пролетающей где-то у нас над головами, и тянущимся на углекислый газ комарам, кусающим меня через рубашку. Барбер же со студентами теперь могут работать только с налобными фонариками, на свет которых слетаются тучи насекомых. Ирония в том, что сам Барбер здесь, собственно, из-за света. Все больше сенсорных биологов, включая и Барбера, опасаются, что человек слишком сильно засвечивает окружающую среду, вредя другим видам. Свет вторгается даже сюда, в центр национального парка: он лупит из фар проезжающих автомобилей, люминесцентных ламп информационно-туристического центра и фонарей на парковке. «Стоянка сияет, словно какой-нибудь торговый центр, потому что никто не задумывается о воздействии света на дикую природу», – говорит Барбер.
Столетиями кропотливо изучая сенсорные миры других видов, люди
Многие летающие насекомые гибнут под лампами уличных фонарей: принимая их за луну и звезды, они вьются под ними до абсолютного изнеможения. Этой их роковой ошибкой научились пользоваться некоторые летучие мыши, охотясь в тучах дезориентированных жертв. Менее склонные гнаться за прогрессом виды, такие как малые бурые кожаны, которых метит Барбер, держатся от света подальше, – возможно, из-за того, что он превращает их в легкую добычу для сов{841}. Свет перестраивает сообщества обитающих рядом с ним животных, одних привлекая, других отталкивая, и все это с труднопрогнозируемыми последствиями. Пострадают ли сторонящиеся света летучие мыши от того, что пригодные для их обитания зоны сокращаются, а их добыча достается другим? А те летучие мыши, которые тянутся к свету? Не случится ли так, что на какое-то время они окажутся в выигрыше, но в конечном итоге проиграют, когда истощатся местные популяции насекомых? Чтобы это выяснить, Барбер убедил Управление национальных парков США разрешить необычный эксперимент.
В 2019 г. он вкрутил во все 32 фонаря на парковке у поселка Колтер-Бей лампы переменного цвета. Они дают либо белый свет, сильно влияющий на поведение насекомых и летучих мышей, либо красный, который такого воздействия вроде бы не оказывает[285]. Каждые три дня научная группа Барбера переключает цвет. Подвешенные под фонарями воронковидные ловушки собирают привлеченных светом насекомых, а радиопередатчики ловят сигналы от помеченных летучих мышей. Эти данные покажут, как воздействует обычное искусственное освещение на местных животных и помогает ли красный свет вернуть ночное небо в его первозданное состояние.
Коул устраивает мне небольшую демонстрацию, переключая фонари на красный цвет. Парковка сразу приобретает жутковатый вид – мы как будто переносимся в фильм ужасов. Но постепенно глаза привыкают, и красные оттенки уже не кажутся такими пугающими, – мне, пожалуй, даже нравится. Как ни странно, мы по-прежнему довольно многое различаем. Видны автомобили на парковке и одетые в листву деревья вокруг. Я поднимаю взгляд – насекомых под фонарями роится явно меньше. Поднимаю взгляд еще выше и вижу протянувшуюся через все небо полосу Млечного Пути. До боли прекрасное зрелище, которое лично я наблюдаю в Северном полушарии впервые.
Составляя в 2001 г. первый всемирный атлас светового загрязнения, астроном Пьерантонио Чинзано и его коллеги подсчитали, что две трети населения Земли живут на светозагрязненных территориях, где ночь как минимум на 10% светлее естественной темноты{842}. Около 40% современного человечества постоянно живут при свете, эквивалентном никогда не заходящей луне, а примерно 25% – в искусственных сумерках, когда освещенность выше, чем в полнолуние. «Настоящая ночь для них не наступает никогда», – писали ученые. В 2016 г., обновляя и дополняя свой атлас, они обнаружили, что проблема встала еще острее{843}. К тому времени под загрязненным светом небом проживало около 83% людей – и более 99% американцев и европейцев. Каждый год площадь искусственного освещения на нашей планете увеличивается на 2% и на столько же вырастает его
Тем временем Коул переключает лампы на парковке у Колтер-Бей обратно на белый цвет, и я недовольно морщусь. Свет режет глаза. Млечный Путь бледнеет, мир как-то сразу сжимается. Сенсорное загрязнение – это загрязнение бессвязностью. Оно разобщает нас с космосом. Оно заглушает стимулы, связывающие животных с их средой и друг с другом. Сделав планету ярче и громче, мы ее раздробили. Сводя тропические леса и обесцвечивая коралловые рифы, мы ставим под угрозу и сенсорную среду. Больше так продолжаться не может. Нам нужно сохранить тишину и сберечь темноту.
Каждый год 11 сентября небо над Нью-Йорком пронзают два ярко-голубых световых столба. Эта инсталляция называется «Посвящение в свете» – световые колонны устремляются к облакам в память о рухнувших в результате террористической атаки 2001 г. башнях-близнецах. Для создания каждой колонны требуется 44 ксеноновые лампы мощностью 7000 Вт каждая. Их свет виден за 100 км. Вблизи зрители часто замечают крошечные точки, танцующие среди лучей, словно снежинки в вихре. Это птицы. Их там тысячи.
Этот ежегодный ритуал, к сожалению, приходится как раз на период осенней миграции, когда миллиарды мелких певчих воробьиных пускаются в долгие перелеты через североамериканский континент. Перемещаясь под покровом темноты, они летят такими огромными стаями, что их видно на радарах. Анализируя радиолокационные снимки, Бенджамин ван Дорен установил, что за семь ночей своей работы мемориал сбивает с курса около 1,1 млн птиц{846}. Лучи уходят так высоко, что их свет притягивает даже тех птиц, что летят в нескольких километрах от земли. Славки и другие мелкие пернатые собираются в этих лучах в стаи иногда в 150 раз плотнее обычных. Они медленно кружат в колоннах света, словно запертые в неосязаемую клетку. Они часто и настойчиво кричат. Время от времени они врезаются в окрестные здания.
Перелет – это изнурительное предприятие, требующее от организма мелких птиц работы на пределе своих физиологических возможностей. Сбившись с курса даже на одну ночь, они рискуют преждевременно исчерпать свои ресурсы, так что это отклонение может оказаться для них роковым. Поэтому, когда в лучах «Посвящения в свете» оказывается тысяча или больше птиц, лампы выключаются на 20 минут, чтобы путешественницы сориентировались. Но это лишь один источник света из огромной массы, пусть очень яркий и бьющий вертикально в небо, зато работающий всего раз в году. Все остальное время потоки света льются со стадионов, туристических достопримечательностей, нефтедобывающих платформ и офисных зданий. Они разгоняют темноту и притягивают перелетных птиц. В 1886 г., вскоре после того, как Эдисон наладил серийное производство электрических ламп накаливания, от столкновения с мачтами электрического освещения в городе Декатур, штат Иллинойс, погибла почти тысяча птиц{847}. Сейчас, больше века спустя, в США и Канаде от столкновения с телекоммуникационными вышками гибнет, согласно подсчетам эколога Трэвиса Лонгкора с коллегами, почти 7 млн птиц в год[286]{848}. Красные огни на этих вышках служат ориентиром и предостерегающим сигналом для авиаторов, однако перелетных птиц эти огни, наоборот, дезориентируют, заставляя врезаться в тросы растяжек или друг в друга. Немалого числа этих смертей можно было бы избежать, просто заменив лампы постоянного свечения на мигающие{849}.
«Мы слишком легко забываем, что воспринимаем мир не так, как другие виды, и поэтому игнорируем воздействие, которое игнорировать нельзя», – объясняет мне Лонгкор. Наше зрение относится к числу самых острых в животном царстве, однако за высокое разрешение неизбежно приходится платить низкой чувствительностью. Ночью нас, в отличие от большинства других млекопитающих, зрение подводит, и этот уклон в дневной умвельт отражен в нашей культуре. Свет для нас – символ безопасности, прогресса, знаний, надежды и добра. Темнота – символ опасности, застоя, невежества, отчаяния и зла. И у пещерного костра, и перед компьютерным экраном человек всегда жаждал и жаждет больше, а не меньше света[287]. Нам странно воспринимать свет как загрязнение, однако именно им он становится, проникая туда, где ему не место, тогда, когда это не своевременно.