Необязательные отношения

Кисельгоф Ирина

— Все розовое, — удивилась она.

— Светает, — Минотавр открыл дверцу. — Садись.

Лаврова села в знакомый «Хаммер», он простуженно чихнул и вытаращил фары.

«Будь здоров», — мысленно пожелала она «Хаммер» недовольно забурчал мотором.

* * *

В машине ехали молча. Лаврова сидела, привалившись к дверце, и смотрела в окно. Совсем как Никита. С Терентьевым всем было неуютно, даже сыну. Бесконечное судилище вытянуло, выдавило из него человека по капле. Ничего

не изменить. Все бесполезно. В аэропорту он увидел Лаврову сразу. Она скользнула по нему невидящим взглядом, он отступил назад и смешался с толпой. Струсил. Испугался ее убитых глаз, ее похудевшего, бледного лица. После разлуки они с его сыном стали похожи, как близнецы. Он сам разодрал их надвое, расшвыряв по свету.

— Прости, — Терентьев словно поперхнулся. Он уже будто это говорил. Это уже было. Здесь.

— За что? — спросила Лаврова.

— Я мучил тебя чужой виной, — проговорил Терентьев и после паузы добавил: — Своей виной. Прости.

— Ты ни при чем, — ответила Лаврова, бессознательно повторив его слова. — Никита знает? Ты ему сказал?

— Нет. Думал, вдруг не получится. Зачем зря… — Терентьев запнулся. Он снова сказал не то, что следует.

Он нажал на педаль, машина затормозила, скользя по снежному насту. Лаврова сжалась от неожиданности. Терентьев выключил мотор и развернулся к ней.

— Я… — Он замешкался. — Я думал о тебе.

— Что ты хочешь сказать?

Ему показалось, что она неприятно удивилась.

— Ничего, — он завел мотор. — Забудь.

Они доехали до дома молча, как чужие. В холле Лаврова нерешительно остановилась.

— Пойдем, — Терентьев прошел в гостиную, мимоходом включив свет. — Коньяк?

Он протянул ей бокал. Лаврова покачала головой и стянула курточку.

— Кому подарок? — безлично спросил Терентьев. Ему было тревожно, но лучше это утаить.

— Никите.

Лаврова осторожно развернула бумагу. На черной спинке дивана выступила белая птица. Она глядела на Терентьева калеными, черными как угли, человеческими глазами. Безмолвно и обвиняюще.

— Можешь поставить ее на восточное окно? — Губы Лавровой дрогнули. — В комнате Никиты.

— Вместе?

Лаврова покачала головой.

— Хорошо. Ты не уйдешь?

— Нет.

Терентьев взял в руки птицу, она вспыхнула огнем в его руках. Он отшатнулся и заморгал.

— Не разбей, — попросила Лаврова.

— У нее твои глаза.

— Да.

— Что ты сейчас будешь делать?

— Надувать шары.

— Какие? — не понял Терентьев.

— Воздушные, — улыбнулась Лаврова.

— Чему улыбаешься? У меня что, глупый вид?

— Ты сказал, что думал обо мне. Что думал? — внезапно спросила Лаврова.

— Лучше, чем тебе кажется, — хмуро ответил Терентьев.

— Мне кажется, у тебя глупый вид! — засмеялась Лаврова и вдруг смутилась.

* * *

Утренний

свет в детской комнате за одну ночь стал другим. Совсем другим. Сказочным. Свет вспыхивал и разгорался радужным бенгальским огнем везде и всюду. Он рассыпался по потолку и стенам знойным отсветом караванных путей и зажег пожары рушащихся древних империй. Распустился тысячелистным лотосом и расцветился северным сиянием и салютными звездами. Раскинулся во всю ширь волшебными цветами и травами, невиданными зверями и небывалыми морскими чудищами, таинственными узорами и неразгаданными шифрами.

Утренний свет околдовал, заворожил пространство детской комнаты. В нее вернулось Летающее счастье. Живой белой птицей. Ее голова была гордо поднята, белоснежные перья отливали в тени голубым, на солнце — янтарем, когти переливались каплями жемчуга. Она стояла на травяном ковре из неоновых звезд незабудок, сиреневых юбочек фиалок, молочно-белых султанов ландышей и шафрановых рылец под синими чепчиками крокусов. В нежно-голубое прозрачное небо поднимались золотисто-белые пушистые шары одуванчиков. Птица расправила огромные, сильные крылья, собираясь взлететь. Ее глаза были устремлены в небо, в самую вышину, откуда звала к себе открытая, теплая, солнечная ладонь.

На ветру трепетали и бились рвущиеся из окна розово-белые воздушные шары. В самую высь. Живая сказочная птица звала за собой. В синее небо, где сбываются мечты.

— Счастье вернулось! Приехала!!!

Никита выбежал из комнаты и резко остановился, будто споткнулся. На него смотрела Лаврова. Он сжался, чувствуя, как жаром заливает щеки. И тогда он опустил голову.

— Где твои веснушки? — спросила она.

— Не знаю, — еле слышно ответил он.

— Зато я знаю.

Она обняла его. Никита дрожал всем телом. Он уткнулся ей головой в живот и ревел как маленький. — Ты не уедешь? — спрашивал он.

— Нет, — отвечала она — Ни за что.

— Никогда?

— Никогда.

— Правда?

— Правда. Обещаю.

Наконец он успокоился, поднял голову и всмотрелся в ее лицо.

— Я руки твои рисовал, — сказал он. — Все время.

Лаврова погладила его по смешному цыплячьему хохолку.

— У тебя в глазах веселые солнечные веснушки.

— И что? — не понял Никита.

— Ничего! Всего-навсего!

— Всего-навсего?! — удивленно повторил Никита и рассмеялся вслед за ней.

— Балбесы, — констатировал Терентьев и отвернулся. О нем забыли. Он знал, придется трудно, но упорства ему не занимать. Все будет хорошо. Наверное.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.