Необычайные приключения Арсена Люпена
Шрифт:
И Люпен процедил сквозь зубы:
— Благодарность, признательность — все это выдумки! Хорошо еще, что честным людям остается в утешение чистая совесть да сознание исполненного долга.
ШАРФ ИЗ КРАСНОГО ШЕЛКА
В то утро, в обычный час выйдя из дому и направляясь во Дворец правосудия, старший инспектор Ганимар заметил, что субъект, шедший перед ним по улице Перголезе, ведет себя как-то странно.
Бедно одетый и, несмотря на ноябрь, в соломенной шляпе, он через каждые пятьдесят-шестьдесят шагов нагибался — то завязать шнурок, то поднять
Никто вокруг не обращал внимания на эту его причуду — а, может быть, детское развлечение, — однако Ганимар принадлежал к числу тех наблюдательных людей, которые ни к чему не остаются безучастны и чувствуют себя удовлетворенными, только когда проникнут в тайную причину поразившего их явления. Инспектор двинулся следом за странным субъектом.
Когда субъект свернул направо, на авеню Великой Армии, Ганимар заметил, что он обменялся какими-то знаками с мальчишкой лет двенадцати, шедшим по другой стороне.
Метров через двадцать субъект снова нагнулся и на этот раз подвернул штанину. На тротуаре появилась еще одна апельсинная корка. В этот миг мальчишка остановился и на стене дома, у которого находился, начертил мелом круг, а в нем крест.
Оба двинулись дальше. Через минуту — опять остановка: субъект поднял с земли булавку и уронил кусочек кожуры, а мальчишка тут же начертил на стене еще один крест в круге.
«Проклятье! — выругался про себя старший инспектор, не без удовольствия хмыкнув. — Что за чертовщину замышляют эти субчики?»
Субчики спустились по авеню Фридланд и прошли по улице Фобур-Сент-Оноре, не делая, впрочем, больше ничего подозрительного.
Затем их странные действия возобновились, повторяясь почти через равные промежутки времени чуть ли не механически. Было хорошо заметно, что человек с апельсинными корками выполнял свои манипуляции лишь после того, как выбирал дом, подлежащий отметке, тогда как мальчишка помечал его лишь после сигнала сообщника.
Согласованность их действий была очевидна; необычное поведение парочки весьма заинтересовало старшего инспектора.
На площади Бово субъект остановился. Потом, приняв, по-видимому, какое-то решение, он опять подвернул штанину, после чего опять опустил ее. Тогда мальчишка уселся на краю тротуара прямо напротив часового, стоявшего на посту у Министерства внутренних дел, и начертил на камне два маленьких крестика в кружках.
У Елисейского дворца процедура повторилась, с той только разницей, что на тротуаре перед резиденцией президента оказалось уже не два, а три условных знака.
— Что же это может означать? — пробормотал Ганимар, который, побледнев от волнения, невольно подумал о своем вечном противнике Люпене: это случалось с ним всегда при столкновении с таинственными обстоятельствами. — Что же это может означать?
Еще немного, и он бы задержал и допросил обоих субчиков. Но Ганимар был слишком опытен, чтобы совершить подобную глупость. Тем временем человек с апельсинными корками закурил папироску, а мальчишка, достав откуда-то окурок, подошел к нему с явной целью попросить огонька. Они обменялись несколькими словами. Мальчишка поспешно протянул своему сообщнику какой-то предмет, как показалось
После этого сообщники снова двинулись в путь, добрались до улицы Сюрен, и инспектор, шедший за ними столь близко, что рисковал привлечь их внимание, увидел, что они нырнули в подворотню старого дома, все окна которого были закрыты ставнями, исключая окна четвертого — и последнего — этажа.
Ганимар устремился за ними. Пробежав подворотню, он попал на широкий двор, в глубине которого висела вывеска маляра, а слева виднелась лестничная клетка. Он поднялся до второго этажа, и, услышав наверху шум и глухие удары, прибавил шагу. Дверь на верхней площадке была открыта. Он вошел, на секунду прислушался и, бросившись к комнате, откуда раздавался шум, остановился на пороге, запыхавшийся и изумленный: человек с корками и мальчишка стояли посреди комнаты и стучали стульями в пол.
В этот миг из комнаты напротив появилось еще одно действующее лицо. Молодой человек лет двадцати восьми — тридцати, с короткими бачками, в очках, одетый в домашнюю куртку, подбитую каракулем; с виду он походил на иностранца, возможно русского.
— Добрый день, Ганимар, — поздоровался молодой человек и обратился к двум приятелям: — Благодарю вас, друзья, и поздравляю с успехом. Вот обещанная награда.
Молодой человек протянул им стофранковую банкноту, вытолкал из комнаты и закрыл двери.
— Извини, старина, — сказал он Ганимару. — Мне нужно было с тобой поговорить, причем срочно.
Он протянул инспектору руку, но, так как тот с искаженным от гнева лицом стоял, совершенно ошеломленный, молодой человек воскликнул:
— Да ты, кажется, ничего не понимаешь? Но все ведь ясно: мне нужно было срочно с тобой повидаться. Теперь понял? — И, словно отвечая на возражения, заговорил снова: — Да нет, старина, ошибаешься. Если бы я написал тебе или позвонил по телефону, ты бы не пришел или, наоборот, явился бы с целым полком. А я хотел повидаться с тобой наедине и подумал, что лучше всего выслать тебе навстречу этих молодцов, чтобы они бросали апельсинные корки, рисовали кресты в кружках — словом, заманили тебя сюда… Да что это у тебя такой изумленный вид? Что случилось? Может, ты меня не узнаешь? Я — Люпен, Арсен Люпен. Поройся-ка хорошенько в памяти. Неужели это имя тебе ни о чем не напоминает?
— Скотина, — процедил сквозь зубы Ганимар.
— Ты рассердился? — с огорченной миной ласково продолжал Люпен. — Так и есть, по глазам вижу. Дело Дюгриваля, верно? Мне нужно было дождаться, пока ты меня арестуешь? Черт побери, это не пришло мне в голову! Клянусь, что в следующий раз…
— Негодяй, — пробормотал Ганимар.
— А я-то хотел тебя порадовать! Честное слово, я сказал себе: «Давненько мы не виделись с толстым славным Ганимаром. Он же бросится мне на шею, это уж точно!»
Ганимар, который стоял не шелохнувшись, начал потихоньку приходить в себя. Он огляделся вокруг, потом посмотрел на Люпена, явно размышляя, не следует ли в самом деле броситься ему на шею, после чего окончательно опомнился и, схватив стул, уселся, словно вдруг решил выслушать своего собеседника.