Необычная судьба
Шрифт:
Сюда уже начинает прибывать эвакуированное население из западных районов страны. Нужно готовить им жилье, обеспечить работой, накормить. Надо решать продовольственную проблему, перерабатывать мясную, молочную продукцию, увеличить посевные площади – вот что такое сейчас будет тыл. Так что, уважаемые товарищи, ваш порыв благороден, но работайте на своих местах».
Лидия была очень рада, что ее муж получил бронь и при встрече с Клавдией сказала: «Судьба моего мужа решена, он рвался на фронт, но его оставляют здесь».
– Если
– Да, конечно, какие сейчас могут быть застолья. Я устраиваюсь в «Таджиккнигу» на работу, подумала, «война», а я тут дома сижу, обеды готовлю, надо поработать».
Здание «Таджиккнига» своим фасадом стояло на улице Ленина, а внутри двора в одной из квартир жила Лида с Михаилом.
– Правильно делаешь, живешь ты рядом, и обедать можешь дома, а будешь просматривать книги, если попадутся интересные, мне скажи, я куплю», – сказала Клавдия.
Пятого июля, вечером Александру домой принесли повестку. В понедельник он должен был явиться на призывной пункт, а уже десятого июля, перед тем, как уехать в рейс, Ашот с Клавдией заехали на вокзал, чтобы проводить своего друга на фронт. Люба пришла с Леной, а Костю и Грету оставила под присмотром соседки.
– Клавочка, так все быстро произошло, что я сейчас стою и никак не могу поверить, что Саша, мой муж, уже в военной форме и вот-вот куда-то поедет, туда, где воюют, убивают… Мое сознание не может к этому привыкнуть», – Люба говорила и в недоумении разводила руками.
Клавдии стало жиль свою подругу, сколько всего тяжелого ей досталось, а теперь в самом начале войны, когда мысль еще не свыклась с нею, уезжает ее муж, а она остается одна с тремя детьми и небольшой зарплатой.
Клавдия подошла к Любе, обняла ее и сказала: «Посмотри кругом, сколько таких же, как ты женщин, провожают мужей. Это не только твое горе, это – общее горе. Если уедет и мой Ашот, как сможем, будет поддерживать друг друга».
Александр стоял рядом с дочерью и давал ей последнее напутствие:
– Ты, моя дочурка, уже взрослая, в этом году пойдешь в школу, и можешь, и должна помогать маме, а когда я вернусь, освобожу тебя от всех обязанностей. Договорились?»
Лена прижалась к отцу, она его очень любила, и если бы могла, то не пустила бы на фронт.
– Папа, а ты можешь не уезжать? – спросила она, и в ее глазах блеснули слезы.
– Нет, дорогая, это мой долг, – тяжело вздохнув, ответил Александр.
Надо было прощаться, текли последние минуты. Мужчины обнялись.
– Хорошо, если бы мы с тобой где-нибудь встретились. Наш эшелон направляется к Брянску, но маршрут могут изменить в зависимости от обстоятельств, – сказал Александр.
– Пусть поможет нам Бог, – ответил Ашот.
– Любочка, ты – моя жизнь, ты – мое счастье, помни это, –
Эшелон тронулся. Так у двери Александр и стоял. Он был высокого роста, и его лицо хорошо было видно среди многих других. Люба махала и махала ему рукой, пока эшелон не исчез за поворотом…
Они возвращались молча. Ашот с Клавдией расстались с Любой на привокзальной площади, им надо было уезжать в рейс. Прощаясь, Клавдия сказала: «Держись, Любочка! Вечером мы к тебе зайдем», – и пошла к машине.
Ашот с Клавдией, отправляясь теперь в рейсы по районам, имели некоторое преимущество перед другими горожанами, у них была возможность приобрести кое-что из продовольствия. Сельское население, как правило, занималось хозяйством, держали корову, баранов, имели огород, сад, но ощущали нехватку денег. Ашот уже знал районы, где можно было купить хлопковое и подсолнечное масло, которое люди научились сами отжимать, рис, муку и другие продукты долгого хранения.
Поездка сегодня оказалась удачной. Они купили бидон хлопкового масла и мешок кукурузной муки.
На пути к дому Клавдия заметила:
– Я так давно ничего не приобретала мешками, что, взглянув на этот мешок муки, вспомнила свои крестьянские корни. Ведь мы тогда в глубоком детстве приобретали все мешками. Мешок был основной мерой. Это сейчас – килограмм, штука…
– Ну вот, теперь и мы, если удастся, будем мерить мешками, – засмеялся Ашот.
Они приехали домой довольные, а вечером, отправляясь к Любе, захватили два литра масла и три килограмма муки, и Ашот галантно преподнес ей их в подарок от своего имени.
Люба впервые улыбнулась за целый день: «Ты помнишь, Ашот, когда-то мы золото дарили друг другу, а теперь – муке и маслу рады».
– Другие времена, другие нравы, – шутливо ответила Клавдия.
Они долго сидели у Любы, вспоминали Иран, многие забавные эпизоды и казалось, что Александр присутствовал с ними. К концу вечера Клавдия почувствовала как у Любы произошел психологический перелом, она словно стала находить себя, приобретать мужество и стойкость. Когда Ашот с Клавдией собрались уходить, Люба сказала: «Война – это общая беда, она коснулась и меня, буду ждать письма от мужа».
Так день за днем люди стали привыкать к мысли, что они живут в военное время, в каждой семье ежедневно внимательно слушали сводку новостей с фронта. Радио стало тем, что связывало свою страну, благодаря ему тыл и фронт объединились…
Ашот и Василий Рябинин получили одновременно повестки явиться на призывной пункт спустя почти три месяца после начала войны.
В течение нескольких дней они ежедневно выезжали с такими же новобранцами, как и они, на полигон, где их обучали атрибутам ведения боя.