Необыкновенная история о воскресшем помпейцеСборник сказочных и фантастических произведений

Авенариус Василий Петрович

— Воды скорей! — продолжал кричать Фритиоф. — Все море сюда! Заливайте своды!

Между берегом и храмом образовалась живая цепь людей: вода передавалась из рук в руки и, шипя, заливала огонь.

Но все старания были уже тщетны. Разыгравшийся ветер сильней и сильней раздувал пламя, и к утру от храма и священной рощи остался только дымящийся пепел. Месть Фритиофа обрушилась на него же; родные боги отвратили от него светлый лик свой, и он в слезах вернулся с дружиною на Эллиду: на родине не было уже ему места; он стал Волком храма, он стал викингом — морским удальцом, бесприютным скитальцем.

X. Фритиоф у короля Ринга

Шел год за годом, а Фритиоф все еще носился по волнам, наводя страх и трепет на все приморские земли, начиная от Нордландии до самой Греции. Молча правил он обыкновенно рулем, мрачным взором уставясь в темную пучину. Но перед боем дух его окрылялся, чело его прояснялось, очи метали молнии, а голос гремел, как голос громовержца Тора.

Меж тем король Ринг жил в мире и согласии с молодой

женой своей Ингеборгой. Как «весна около осени», сидела она рядом с ним на веселых его пирах.

Но раз вошел к ним незваный гость, неведомый старец, покрытый с головы до ног медвежьей шкурой. Шел он хотя согнувшись над нищенской клюкой, а все-таки на целую голову был выше всех. Как и следовало бедняку, он присел на краю лавки, у самых дверей. Но косматый наряд его был так забавен, что царедворцы с усмешкой переглядывались и указывали на него пальцами. У незнакомца засверкали глаза. Нежданно-негаданно схватил он за грудь первого попавшегося ему молодчика и перекувырнул его. Все мигом присмирели, а король Ринг гневно окрикнул пришельца:

— Кто ты такой? Зачем и откуда тебя принесло?

— Вопросы трудные, — сказал старик. — Но изволь, я тебе отвечу. Вором [15] зовут меня, Нужда моя отчизна, Кручина меня вскормила, а Волк приютил. Летал я, бывало, на Драконе, да теперь он примерз к земле, а сам я одряхлел. Глупец насмеялся надо мной, и я не стерпел. Но он, как видишь, невредим; так прости же и ты мне вину мою.

— Говоришь ты складно, — заметил Ринг, — а старость я почитаю. Будь же гостем и садись за стол. Но наперед явись в своем подлинном виде.

15

Thiofr (вторая половина имени Фритиофа) по-исландски означает вор.

Лишь только сбросил с себя гость косматую шкуру, как пред королем предстал добрый молодец в богатом боевом уборе. Словно снега под полярным сияньем, вспыхнули щеки Ингеборги; но она потупилась и не проронила ни слова. Ринг же тихо улыбнулся и велел жене налить для гостя лучшего вина в турий рог.

Так, неузнанный, по-видимому, Фритиоф, остался надолго гостить у своих царственных хозяев.

XI. Поездка по льду

Собрались король Ринг с королевой Ингеборгой на званый пир. Путь их лежал по льду, а лед был тонок, и Фритиоф предостерегал хозяев от поездки. Но Ринг его не послушал, и в легких санках, на коне-вихре, помчал молодую жену по зеркальному льду.

Прицепил тут и Фритиоф к своим ногам коньки и полетел вслед за ними. То обгоняя их, то отставая, он вырезывал на льду искусные руны, так что в иных местах Ингеборга переезжала свое собственное имя. Но богиня моря Рана уже подстерегала их, пробила снизу ледяную кору, лед треснул, и перед санями разверзлась зияющая полынья. Помертвела Ингеборга и ухватилась за старика-мужа. Но могучая рука Фритиофа остановила за гриву королевского коня и переставила сани на твердый лед.

— Благодарю тебя, — сказал Ринг, — сам Фритиоф позавидовал бы тебе. Услугу твою я не забуду.

Но новое искушение готовилось Фритиофу.

XIII. Искушение Фритиофа [16]

Уж весна: щебечут птицы, блещет день, луга цветут; Реки, вырвавшись на волю, к морю с песнями бегут. Роза, алая, как Фрея [17] уж из почки смотрит вновь; В смертном радость пробудилась, и отвага, и любовь. Старый «Конунг» с Ингеборгой собрался на ловлю в бор, И в нарядах разноцветных вкруг него толпится двор. Шум: гремят колчаны, луки; кони ржут, вздымая прах; Соколы кричат и рвутся с колпачками на глазах. Вот сама царица лова! Бедный Фритьоф, не гляди! Как звезда, она сияет на богатой лошади. Это Фрея, это Роота [18] но еще прекрасней их. На главе убор пурпурный, с связкой перьев голубых. Собралась ватага: дружно! через горы, через дол! Рог трубит; к стенам Одина [19] подымается сокол. Встрепенулись дети леса; зверь бежит в свое жильё, А Валькирия за зверем, потрясаючи копье. Старый Ринг не поспевает за толпою удалых. На коне, с ним рядом, Фритьоф едет сумрачен и тих. В удалой груди теснится много грустных, черных дум: Их веселье не разгонит, заглушить не может шум. «О, зачем я бросил море, слепо шел навстречу бед? Море черных дум не терпит: дунет ветер — и их уж нет. Все храм Бальдера я вижу, все обетом я смущен, Данным девой: он не ею, он богами нарушён!» Так роптал он. Вот дорога их приводить в дол глухой, Мрачный, стиснутый горами, осененными сосной. Ринг сошел с коня и молвил: «Вот приютный уголок. Я устал, мне нужен отдых: дай, приляжем на часок». «Не уснуть тебе здесь, конунг! Здесь жестка, сыра постель… Возвратимся: до чертога недалеко нам отсель…» Боги сходят к нам нежданно; так и сон, прервал старик: «Иль хозяин перед гостем не дерзнёт уснуть на миг?» Фритьоф

плащ свой тут снимает, расстилает на траву, И к его колену конунг клонит белую главу. Тихо спит он, как по битве спят герои на щитах, Безмятежно, как младенец у родимой на руках. Чу! вот песня черной птицы раздалась из-за, ветвей: «Фритьоф! кончи спор давнишний: старца спящего убей! Ты возьмешь вдову; невеста вновь обнимет жениха. Люди здесь тебя не видят, а могилы сень тиха…» Фритьоф слушает: чу! Песня белой птицы раздалась: «Люди здесь тебя не видят, но везде Одина глаз! Ты-бы спящего зарезал? безоружного б убил? Что ни взял-бы ты злодейством, только б славы не добыл!» Смолкло в чаще. Вот подъемлет Фритьоф меч свой боевой, И его в смятенья мещет далеко во мрак лесной. Птица черная безмолвно в грозный Настранд [20] унеслась, А другая с громкой песнью — к солнцу, будто арфы глас. И не спит уж старый конунг: «Как прекрасен быль мой сон! Сладко дремлет, кто оружьем богатырским охранен. Но скажи, о, незнакомец: где же меч твой, молний брат? Кто разрознил неразлучных? Кто похитил твой булат?» «Что нужды? — сказал воитель, — тьма на севере мечей; Зол язык меча, не знает он мирительных речей. Духи водятся в булате, духи сумрачных краев: Сна не чтут они их манить блеск серебряных власов». «Знай же, юноша, не спал я: испытаньем было то! Неиспытанным ни мужу, ни мечу не верь никто. Фритьоф ты: тебя узнал я, лишь в чертог мой ты вступил». Старый Ринг давно уж ведал то, что хитрый гость таил. «Что ты взоры потупляешь? Не всегда и я был стар. Наша жизнь есть битва, юность то берсерка бранный жар. Сед я, видишь: скоро, скоро под курганом буду я! Ты тогда возьми и край мой, и жену: она твоя!». «Не как вор пришел я! — мрачно молвил Фритьоф: — если б взять захотел я Ингеборгу, кто-бы мог мне помешать? Ах, в последний раз взглянуть лишь на невесту я желал!» О, безумец! снова пламень погасавший запылал… «Конунг, прочь пора: довольно я гостил в твоем краю. Гнев богов непримиримых тяготит главу мою. Светловласый, кроткий Бальдер покровитель всем живым; Он меня лишь ненавидит, я один отринут им! Да, я сжег его божницу! Волком храма назван я. Как мое раздастся имя, плачет, резвое дитя. Пир веселый умолкает… Проклят я в краю родном; Мне в стране отцов нет мира, мира нет во мне самом. Прочь же, прочь в зыбям родимым! Встань, дракон, мой добрый! в путь! Резво ты в соленой влаге вновь купай крутую грудь; Дай услышать голос грома, дай услышать бури вой! Лишь среди тревог и шума у меня в душе покой…»

16

Этот эпизод, особенно удавшийся в стихотворной передаче академика Грота, приводится нами в подлиннике, в несколько сокращенном лишь виде.

17

Фрея — богиня красоты.

18

Роота — одна ив Валькирий, дев-щитоносиц Одина.

19

Один — отец богов, вместе с тем, в особенности, и бог войны и охоты.

20

Настранд — жилище мертвецов.

XIII. Смерть Ринга и выбор нового короля

Оставалось ему только проститься с Ингеборгой. Когда он вошел к ней, то застал у неё и старого Ринга.

— Пора мне! Загостился я у вас, — сказал он. — Но на прощаньи, Ингеборга, прими от меня прежнее запястье и не снимай уже его никогда, чтобы хотя в памяти вам не разлучаться.

— Вот как ты отдариваешь ее за зимовку! — заметил шутливо Ринг, — А мне ничего, точно я был менее ласков с тобой!

— О, Ринг! — воскликнул Фритиоф: не ходи ты с нею к морю в звездную ночь! Неравно труп Фритиофа принесет к вам волной…

— Нет, друг мой, — молвил Ринг, — не тебе пора, а мне.

Смерть стережет уже меня за дверьми. Но королю постыдно умереть на покойной постели…

И, верный древнему завету предков, Ринг вырезал себе острием копья на груди и руках священные руны и, истекая кровью, в последний миг сам соединил руки Фритиофа и Ингеборги.

С кончиною Ринга, народу предстояло на тине (вече) избрать себе нового вождя. Под открытым небом сошлись избиратели-бонды. Явился и Фритиоф, ведя за руку малютку-сына Ринга, и взошел с ним на камень. По толпе прошел ропот:

— Да ведь он еще неразумный ребенок? Ему ли судить нас? Ему ли вести нас в смертный бой?

Но Фритиоф поднял мальчика на щит свой и объявил, что лучше вождя их им избрать: кровь Одина явно светится в детской его красоте, Сам же он, Фритиоф, клянется охранять страну своим мечом, пока дитя не подрастет.

Между тем, сынок королевский, сидя на щите, как орлёнок над скалой, соскучился ждать, спрыгнул с вышины и, как ни в чем не бывало, стал около камня.

Тут весь народ, как один человек, провозгласил его своим королем, а Фритиофа ярлом (графом), прося его до времени править страной и жениться на молодой матери королевской.