Необыкновенная история про Эмили и её хвост
Шрифт:
– Все это неправильно, ты не должна страдать, – бормотала она, вытирая иллюминатор рукавом, после чего резко, так что взметнулась юбка, обернулась. – Придумала! Я знаю, что мы с тобой сделаем.
– Сделаем? Ты о чем? Я отнесу записку в школу. Ну, или ты напиши новую своей рукой. Никто ничего не узнает.
– Конечно, они узнают! Нет, мы не можем так поступить.
– Да можем. Я просто…
– Хватит спорить, Эмили. Мое терпение иссякло. – Ее губы решительно сжались. – Я не позволю
– Но ты ведь не…
– Как я живу – это мое личное дело! – рявкнула мама. – Прошу тебя, кончай препираться. – Она задумалась, уставившись в раскрытую телефонную книгу. – Нет, все не то. Ты должна победить свой страх.
– Мам, что ты задумала? – Я неуверенно крутила пуговицу на блузке.
Она отвернулась от меня и схватилась за телефон.
– Хочу отвести тебя на сеанс гипноза.
– Хорошо, Эмили. Теперь я хочу, чтобы ты дышала спокойно и глубоко. Вот так.
Я сидела в кресле в задней комнате у гадалки Милли. Понятия не имела, что Милли владеет гипнозом, но, оказывается, это так. Сандра Касл утверждает, что Милли буквально творит чудеса с нервным тиком Чарли Пиггота, и для мамы ее похвалы было достаточно.
– Попытайся расслабиться, – нараспев произнесла Милли, громко и глубоко вздохнув.
Мама сидела на пластмассовом стуле в углу. Она пожелала присутствовать на сеансе, «просто на всякий случай». На какой такой случай, не уточнила.
– Сейчас ты ненадолго заснешь, – протяжно произнесла Милли, – а когда проснешься, твой страх воды исчезнет. Он испарится, схлынет…
Мне ни в коем случае нельзя было засыпать! Если бы я погрузилась в транс и принялась бормотать о случившемся, весь мой план пошел бы псу под хвост. Не то чтобы у меня был какой-то определенный план – но вы понимаете, о чем я. Что подумает Милли, если я проболтаюсь? Что она тогда предпримет? Перед моим внутренним взором замелькали сети, клетки, исследовательские лаборатории. Я прогнала прочь непрошеные видения.
– Очень хорошо, – хрипловатым голосом сказала Милли. – Теперь я начну считать от десяти до одного, а ты закрой глаза и представь, что стоишь на эскалаторе и едешь вниз, все ниже и ниже, глубже и глубже. Устройся поудобнее.
Я поерзала в своем кресле.
– Десять… девять… восемь… – тихо начала Милли обратный отсчет, а я закрыла глаза и напряженно ждала, когда же придет дремота.
– Семь… шесть… пять…
Представила себя на эскалаторе – вроде того, что в городском торговом центре. Эскалатор шел вниз, а я – лезла вверх. Лезла и ждала, что будет.
– Четыре… три… два… Твои веки тяжелеют…
Я ждала. И тут до меня дошло, что спать-то совсем не хочется. Наоборот…
– …один.
…Я была бодра как никогда!
Казалось, Милли молчала целую вечность. Я начала беспокоиться, но тут тишину нарушил знакомый звук. Осторожно приоткрыв глаза, я увидела уснувшую маму, сопящую как лошадь! Я быстро зажмурилась, едва сдержав смешок.
– А теперь представь себя у воды, – низким басом прогудела Милли. – Какие чувства она в тебе вызывает? Страх? Что-нибудь еще?
Единственное, что я чувствовала, – колотье в боку от попыток удержать хохот.
– Теперь подумай о том месте, где чувствуешь себя в безопасности, счастливой.
Я представила, что плаваю в море. Мои ноги превращаются в прекрасный хвост, и я резвлюсь в волнах с серебристыми рыбками. Я чуть было с головой не ушла в счастливые видения, когда внезапно раздалось:
– Хр-р-р!
Мама всхрапнула так громко, что я подпрыгнула в кресле. Глаз, однако, не раскрыла, продолжая притворяться спящей. Мама завозилась на стуле и прошептала:
– Извини, Милли.
– Ничего страшного, Пенелопа. Эмили в глубоком трансе. Она только вздрогнула.
Я вновь предалась приятным мечтам. Буквально дождаться не могла возможности вернуться в море. Где-то далеко звучал голос Милли, возобновилось мамино похрапывание. К тому времени, когда гадалка досчитала до семи, чтобы меня «разбудить», я была так довольна, что кинулась ей на шею.
– Что это с тобой? – спросила Милли.
– Спасибо тебе! Мой страх совершенно пропал! – объявила я.
– Не за что, котенок, – пробормотала она. – Я сделала это из любви к тебе.
Мама дала ей двадцать фунтов, и Милли, залившись краской, сунула деньги в кошелек.
По пути домой мама молчала. Вдруг она догадалась, что я вовсе не спала? Неужели что-то заподозрила? Спросить я не решалась. Пройдя узкими улочками, мы повернули к набережной. На перекрестке мама кивнула на скамейку с видом на море:
– Давай присядем.
– С тобой все в порядке, мам? – как можно более небрежно спросила я, когда мы устроились на скамье.
Был отлив. На обнажившемся песке, покрытом слоистыми узорами, поблескивали лужицы. Мама пристально смотрела вдаль.
– Мне приснился сон, – сказала она, не сводя глаз с горизонта. – Я видела его как наяву, и он был прекрасен.
– Сон? Что тебе снилось?
Она быстро взглянула на меня, моргнула и вновь отвернулась к морю.
– Он где-то там. Я и сейчас почти чувствую его.
– Мам, ты о чем?
– Пообещай, что не подумаешь, будто я спятила.
– Обещаю!
Мама улыбнулась и взъерошила мне челку. Я сердито пригладила ее обратно.