Необыкновенные приключения юных кубанцев

Репьева Ольга

Ни вечером, ни утром следующего дня за барашком не пришли. Полагая, что все же заявятся, его в череду не пустили, привязав в огороде. Замена же ему уже была готова. В ожидании дальнейших событий ребята занялись рытьём ямы для зимнего хранения картошки.

Надо ли говорить, как все они переживали! И было отчего. Во-первых, нарушен строгий приказ «худобу не расходовать», во-вторых, вдруг догадаются, что подсунули не баранину, а собачатину?.

Незадолго до прихода череды на обеденную дойку у двора Кулькиных остановилась бедарка-одноконка. Туман разразился

лаем, и Ванько вышел встречать. Его поджидали полицай с Лёхой; последний в ехидной усмешке показывал редкие зубы.

— Добрый день, пан полицай, вы…

— Приехали за овцой. По распоряжению…

— За какой овцой? — сделав удивлённое лицо, Ванько, в свою очередь, не дал и ему договорить.

— За обнаковэнной, яка в череди пасэтьця, — с гонором пояснил Леха. — Ничого прыкыдуватьця прышелэпкуватым!

— За валашком, что ли? А я его ещё вчера прирезал…

— Як это «прирезал»? — повысил голос «пан». — Тебя предупреждали об ответственности?

— Да знаю… Но понимаете, в чём дело: его корова чья-то боднула. Он бы всё равно не выжил.

— Брешешь, поди, стервец! — усомнился полицай. — Мясо куда подевал?

— Да никуда. Присолил и лежит в лоханке. Принести показать?

— Показать бы тебе вот этой плёткой! — выругался тот; глянул на напарника: — Шо ж делать? Приказано доставить живого барашка… У кого тут ещё есть овцы?

— Та е ще у двох… — В голосе Лёхи слышалось разочарование: ему, видать, хотелось насолить именно Ваньку. — А чи вин нэ брэше? Давай подывымось.

— Тащи лоханку сюда!

Ванько обернулся мигом. Подходя, расслышал последние слова из разговора:

«… забэрэмо и ризаного, нажарым сашлыкив для сэбэ. «С удручённым видом поставил он лохань на передок бедарки, снял крышку. Разделанная на куски, собачья туша выглядела вполне правдоподобно.

— Что-то больно синее, — не понравилось полицаю. — Ты его зарезал или задушил?

— Он, пан полицай, уже был подыхал, когда я его прирезал… оставьте его нам, я уже не помню, когда баранины пробовал, — попросил Ванько. — Если, конешно, можно…

— Накрой и ставь в ящик сзади! — приказал полицай, а Лёха съехидничал:

— Голову та кышкы тоби оставляемо, ото и покуштуешь баранины!

Едва бедарка укатила, Ванька окружили ребята:

— Ну как, получилось?

— Прорезало?

Он пересказал весь разговор с приёмщиками. Все остались довольны, хотя получилось не совсем так, как хотелось бы: вместо этого барашка заберут у кого-то другого, собачатина пойдёт не на угощение коменданта и прочих высокопоставленных, а на «сашлык» Лёхе и его приятелям…

Под вечер, как это было уже не раз, Андрей с Мартой занесли Васятку, после чего балкой неспеша направились в конец хутора. Навестив мастерицу наматывать верёвку на кол, уселись под копешку, все ещё стоявшую с краю акациевой поросли.

Вчера по известной причине у Андрея не нашлось свободного времени, они не «встречались»; да и сегодня перебросились всего несколькими малозначащими фразами. Поэтому новостей накопилось множество.

По пути

сюда он, похвалив и поблагодарив за помощь в спасении барашка, увлеченно рассказывал в подробностях об операции «Сашлык». Она слушала внимательно, иногда улыбалась, даже смеялась — в зависимости от излагаемых обстоятельств. Но при этом от Андрея не ускользнула перемена в её настроении — задумчивость, рассеянность, некая угнетённость. Заметив, что она и здесь уже в который раз украдкой вздохнула, он обеспокоился:

— Ты сёдни какая-то не такая… Не заболела, случайно? — Марта отрицательно крутнула головой. — Может, с девчонками не поладили?

— Ну что ты! нет…

— Но что-то же произошло? — Повернул её лицом к себе. — Посмотри мне в глаза. Теперь точно вижу: у тебя что-то на душе.

Высвободившись из ладоней, она склонилась к нему на грудь. — Боюсь даже говорить…

Не на шутку встревоженный, он замер в ожидании, что вот сейчас с её губ слетит некая ужасная новость. Но Марта, подняв на него глаза, спросила нерешительно: — Скажи, ты меня любишь?.

— Вот те на! Конешно! С самого первого дня.

— Почему ж до сих пор не сказал мне этого?

— Так ведь… ты ведь и так знаешь. И потом, я говорил…

— Это на ерике? Под водой: «Ихь либе дихь? «То не в счёт, я хочу услышать это по-русски.

— Пожалста: я тебя люблю. Очень! — Андрей обнял её, привлек и поцеловал в обе щёки.

— Не так… Поцелуй по-настоящему.

«По-настоящему» — значит, в губы. Такое «удовольствие» он уже однажды испытал. На свидании с Нюськой: она, помусолив, напустила ему в рот слюней, которые — не сплёвывать же у неё на глазах! — пришлось с отвращением проглотить… И он дал себе слово т а к вообще никогда не целоваться! Марта, конешно, не Нюська, но… мало ли чего взбрело ей в голову…

— Знаешь, что!.. Не дури, — отшатнулся от неё. — Что за блажь пришла тебе в голову!

— Значит, ты по-настоящему и не любишь… — На глаза её навернулись слёзы.

— Да люблю же! Очень люблю, чесно тебе говорю. Видя, что слова не помогают, Андрей прижал её к груди и принялся целовать в лоб, нос, бороду и обе щёки. Она не возражала, но и не отвечала взаимностью.

— Машка просится… — Освободилась от объятий. — Пойди отпусти, она уже знает дорогу домой.

Почувствовав свободу, коза, несмотря на брюхатость, вприпрыжку пустилась по стёжке наверх. Андрей сломил две веточки отгонять комаров (ещё не стемнело, как они припожаловали), сел рядом, прикрыл обоим ноги сеном.

— Так ты это боялась сказать? — вернулся к прерванному разговору, обняв и притянув её к себе.

— Я хотела сперва убедиться, что ты меня любишь. Потому что нашим встречам, Андрюшенька, приходит конец.

— Конец? Почему?. — В растерянности он повернул её к себе лицом: не шутит ли?

— Я вчера не успела… вернее, не решилась сказать, — вздохнула она. — Гулянку с шашлыками староста устроил по случаю награды здешнему представителю властей…

— А я сказал ребятам, что у него день рождения, — вставил Андрей.