Необыкновенные приключения юных кубанцев
Шрифт:
— Миш, проверь: что-то рукав подозрительный, — посоветовал Борис. Тот встряхнул — из него вывалилась помятая, мёртвая уже лягушка.
— Ну и ну, воще! Хотели мне козу заделать, а вышло — себе же, — не без злорадства заметил хозяин рубашки. — Но покарать всё одно надо.
— Обизательно! Загнуть салазки и надавать по ушам, — предложил Борис, — Других предложений не будет? — спросил Ванько, прочтя что-то на лице Марты.
— Можно мне сказать? — попросила она слова. — Применять силу, когда нас много,
— Тогда, — вышел с вариантом Борис, — ихним же салом да по его же мусалам.
— Точно! — подхватил идею Миша. — Завязать на его рубахе сухаря с той же начинкой.
— Тебе, Лёха, что больше по душе — салазки илу сухарь? — предложил на выбор Ванько.
— Хай будэ сухаря… Тилькэ биз жабы и прымочкы. Я и вам так хотив, та Гаврыло пидбыв, — попытался подсудимый переложить вину на дружка. — А може так отпустэтэ, га?
— Хитрый какой, воще!
— Может и правда простим на первый раз? — предложил Ванько, не жадный на расправу. — Они нам давно уже не вредят, целый год в мире живём.
— Ещё вобразит, что мы стали бояться, когда батько старостой заделался, — не соглашался Миша.
— И то верно, — подтвердил Борис. — Скидавай рубаху.
— Бильш нэ буду, ий бо! Отпустить… — запросился проштрафившийся — Мишок, простим? Он и так сам себя наказал уже.
— Первый и последний раз! — уступил-таки тот.
Диверсанта отпустили с миром. Однако, отойдя на безопасное расстояние, Леха обернулся, скрутил дулю и мстительно процедил:
— Ось вам, бачилы? Я вам еще покажу!.. — И задал стрекача.
— Видали ж-жупела? Вот и прощай таких!..
— Вот теперь ты слово «жупел» употребил к месту, — заметила Марта. — А к коршуну и хрюшке оно никак не подходило.
— Эт-то ещё почему? — возразил Борис.
— Насколько я знаю, жупел — это что-то такое, чего следует бояться. Ну, вроде страшилы или пугала.
— Эт точно? Тогда оно и к Лёхе не подходит: мы его нисколько не боимся.
— Кому как, а мне обратно жарко, — перевёл Миша разговор на другую тему. — Айда, ещё поныряем с вербы! И чтой-то слив хотца.
— Ты не желаешь сигануть разок-другой с вербы? — предложил Андрей ученице. — С камерой. Безопасно и знаешь, как интересно!
— Не-ет… я боюсь!
— Тогда забери одёжу и дуй на наше место, а я поныряю. Но без камеры в воду не лезь!
— А ты недолго, ладно? Миша, ты почему рубашку не оставил? Давай, я её постираю.
— Рукав? Я сам застираю. А потом принесём в ней слив для тебя. На той стороне сад и есть годнецкий сорт: белые, аж золотистые, и сладкие, как мёд. Ты таких ещё не пробовала!
— Спасибо, Миша! С удовольствием попробую. Идём, Тобик, сплаваем с тобой наперегонки, — сказала оставшемуся при ней верному другу.
Вскоре вернулся Андрей, и они долго
Возвращались домой, когда порядком утомлённое солнце готовилось утонуть в саду с медовыми сливами. Трое ребят, не заходя домой, отправились за малышнёй к Вере, а Андрей задержался «помочь отвести козу».
Она была привязана там же, где не так давно он заподозрил было в ней ведьму. При этом, как всегда, ухитрилась десятиметровую верёвку почти всю намотать на кол.
— А чё вы держите не корову, а козу, — хлопот меньше? — поинтересовался он, разматывая.
— Это ради меня: козье молоко не только вкусное и жирное, но ещё и лечебное. Особенно с майским мёдом. В детстве я была болезненной и хилой, а сейчас ты бы сказал обо мне такое?
— Конешно нет! Сичас ты выглядишь, как… бутончик расцветающей розы, — нашёл он нужное сравнение. — Козье молоко, наверно, ешё и красоты прибавляет.
— Спасибо за комплимент…
— Не комплимент, а точно: таких красивых, как ты, — поискать! — Марта зарделась счастливым румянцем, смутившись от такой оценки; присела перед Машкой на корточки и ласково поглаживала её морду.
— А ведь это она нас с тобой познакомила, помнишь?
— Ещё бы! Я ей за это благодарна, а ты?
— И я. По гроб жизни. — Они прошли под старую вербу, где не могли быть никому видны. Андрей приник к её плечу щекой. — Горячее. И покраснело. Завтра нельзя будет дотронуться. Хорошо, ежли не облезет кожа.
— Не облезет: я не первый раз принимаю солнечные ванны. Мы у Веры в ваше отсутствие загораем в одних трусах.
— Мне б не хотелось, чтоб и у тебя носик облез, как у нас с Мишкой. — Он нежно водил пальцем по её порядком уже загоревшим щекам, стоя напротив так близко, как это делают только влюблённые. Готовился её поцеловать, но она опередила, чмокнув в щеку. Тогда и он, обняв за талию, расцеловал в обе и даже коснулся губ. — Мы ж с тобой не чужие…
— Я сегодня такая счастливая! — призналась она. — И потому, что чудесно отдохнула, научилась плавать и что целый день рядом был ты.
— У меня тоже сёдни лучший день в жизни!
Столь содержательная беседа длилась бы, надо полагать, без конца, если б не дела. Она повела начавшую блеять козу, а он припустился за Васяткой.
Ванька разбудила скрипнувшая дверь. В комнате ещё не рассеялся утренний сумрак, а мать уже одета по рабочему.
— Мам, почему так рано? — удивился он.
— Далеко, сынок, идти. — Она присела рядом. — Аж под садбригаду. Надо успеть к восходу, за опоздание можно и плётки схлопотать.
— Пусть, гад, токо тронет! — погрозил сын. — На тебя и так уже жалко смотреть. Может, мне отработать какой раз?