Необыкновенный махаон
Шрифт:
Всем показалась убедительной догадка Нины. Я заметил, что Иван Иванович хотел было что-то возразить, но раздумал.
Поздно вечером, когда все уже спали, а мы с энтомологом любовались звездным небом, беседа о таинственной ольге возобновилась.
— Лев Борисович, — обратился ко мне ученый, — а ведь ольга-то не в честь жены Федченко названа.
— А в честь кого? Кем?
— А вот послушайте. Не хотел я молодежь нашу разочаровывать, а вам скажу.
Энтомолог закурил. В темноте повис малиновый огонек папиросы. К дыханию сырой земли примешался запах табака.
— Один из великих князей Романовых, человек весьма недалекий, тщеславный, наверно со скуки стал
— Тьфу! — не удержался я.
— Подождите, подождите!.. И вот, когда Ниночка так хорошо и увлеченно говорила о жене Федченко, я решил не разубеждать ее.
Подумайте, как это замечательно! Жизнь сама вмешивается и исправляет всякие старые несправедливости. Кому сейчас придет в голову вспоминать при виде этой бабочки вельмож и княгинь? И как хорошо, что Ольга Александровна Федченко, которая при жизни не пользовалась признанием, ныне оценена по заслугам и так близка нам, что молодому ученому и в голову не приходит сомневаться, что бабочка ольга не в ее честь названа. Это прекрасно! Да!..
Иван Иванович глубоко затянулся, помолчал и добавил:
— Кстати, этот случай не единичный. Кто подумает, что уральский минерал «пушкинит» назван не в честь поэта, а по имени какого-то вельможи?.. Однако пора спать…
Бабочка-полярница
Я расскажу как было, а вы судите, как угодно.
Владимир Жилин был моим другом со школьных лет. В детстве мы оба мечтали о путешествиях, но если я любил воображать себя Пржевальским, то его героем был Седов.
Прошли годы. Я стал топографом, а друг мой — штурманом дальнего плавания. Переписывались мы редко, а еще реже виделись. Когда я находился в экспедиции, он оказывался в Ленинграде, а стоило мне вернуться домой, как он уплывал за тридевять земель.
И вот однажды получил от него такое письмо.
«Помню, что ты любитель-энтомолог, — писал он, — и поэтому тороплюсь рассказать об интереснейшем случае. Вот уже полгода я нахожусь на острове Врангеля. На этом острове снег никогда полностью не стаивает. Лишь южные склоны возвышенностей обнажаются в короткое арктическое лето. Растут там лишайники да стелющиеся березки. Так вот, на южном склоне горы Советской 10 июля 1939 года я поймал бабочку. Была она пепельно-серая, с неясным узором. Тельце мохнатое, усики гребенчатые, крылья около сорока миллиметров в размахе. И я и мои товарищи думают, что мы открыли новый вид бабочки — полярной… Бабочка, живущая под семьдесят первым градусом северной широты!..»
Прочитав это письмо, я перебрал в памяти описания полярных путешествий, но никакого упоминания о такой бабочке отыскать не мог. Хотел обратиться за разъяснением в Зоологический институт, но надо было срочно собираться в экспедицию. И я уехал, не только не разрешив загадки, но даже не ответив на интересное письмо.
А следующая весточка пришла почти через год и опять с острова Врангеля.
«Слушай, горе-энтомолог, — сердился Владимир, — ты так и не ответил на мое письмо. Наверно, не поверил. А что ты скажешь, если я сообщу об еще одном невероятном факте? В начале апреля, в снегу, на том же южном склоне горы
Нет, я верил старому другу. После долгих поисков нашел интересные сведения в описании путешествия Джемса Росса, мореплавателя, открывшего северный магнитный полюс.
16 июля 1835 года в проливе Ферри, 72°40' северной широты и 91°53' восточной долготы, найдена бабочка из семейства волнянок. Названа она в честь путешественника «волнянкой Росса».
Такую же бабочку нашли на полуострове Лабрадор и на берегу Гренландии.
«Неужели, — подумал я, — на острове Врангеля найдена волнянка Росса?»
Я сразу же послал письмо Жилину, в котором делился своим «открытием».
«Обидно, — ответил он, — но правдоподобно. Все-таки ты не поленись сходить в Зоологический институт. Захвати мои письма. Бабочку и гусеницу сохраню. Скоро вернусь в Ленинград. Встречай с багажом».
И я пришел в Зоологический институт.
— Да, — сказали мне, — существует у нас в Арктике бабочка-волнянка, очень похожая на волнянку Росса. Ваш друг очень точно описал и гусеницу, и бабочку. Названия русского у нас нет, а латинское видовое имя ее — «люгенс». Действительно, гусеница ее может переносить полное промерзание и жестокие морозы. Растет она медленно, иногда зимует дважды…
Я сообщил все это Жилину.
«Что ж, — ответил он, — открытия не удалось сделать, но жалеть ли нам об этом? Как много интересного мы узнали! Как могуча жизнь в своих проявлениях! А есть еще ученые, отрицающие возможность жизни на Марсе. Им бы показать гусениц волнянки, без вреда для себя переносящих арктическую стужу».
И я полностью с ним согласился.
Бабочка-путешественница
На север грустный с пламенного юга
Прекрасных дней прекрасная подруга
Ты мне привет отрадный принесла…
Установил я теодолит на краю деревни. Под горой синел овал озера, а вокруг шумело краснолесье.
Рыжие колонны сосен стояли на каменистом склоне. Камни выпирали отовсюду. Они чернели в воде, они поднимали серые спины посреди улицы.
Суровый северный край — Карелия.
Возле сельского клуба, перестроенного из церкви, в маленьком саду белели кусты душистого табака. И на желтой дорожке лежало что-то… камень не камень, цветок не цветок. Подошел ближе — и чуть не вскрикнул от удивления.
На песке лежала необыкновенная бабочка.
Мощное плотное тело и узкие длинные крылья были малахитово-зелеными с мраморным рисунком. Я сразу узнал жителя далекого юга — олеандрового бражника — и осторожно положил бабочку на ладонь.
Как она попала сюда? Две тысячи верст надо было ей пролететь, чтобы оказаться в Карелии.
Где она вывелась? На берегу Черного моря, в Крыму? Или в Италии?
Я знал, что эта бабочка самая быстролетная в мире насекомых. Олеандровый бражник может мчаться со скоростью 15 метров в секунду или около 50 километров в час. Бывали случаи, что ее видели на Балтийском побережье. Но в Карелии эту бабочку еще не находили.