Неоготический детектив
Шрифт:
— Мы сами заботимся о нашей смерти, — изрек Учитель. — Так же, как и о жизни. Мы устроим ему достойные похороны.
— Не сообщая властям?
— Единственная власть здесь — я.
— Шериф, присяжный, судья, адвокат, доктор, похоронное бюро и по совместительству — спаситель душ?
— Совершенно верно. И, пожалуйста, избавьте меня от вашей иронии, мистер Куинн.
— Ничего не скажешь, Учитель, обязанностей у вас хватает.
— Господь был милостив и дал мне силы, дабы достойно их выполнять, — спокойно ответил
— Боюсь, шерифа будет нелегко в этом убедить.
— Шериф пусть заботится о своих делах. А я позабочусь о своих.
— Существуют законы, и вы тоже живете под их юрисдикцией. О смерти Хейвуда следует сообщить. Если этого не сделаете вы, сделаю я.
— Зачем? — безмятежно вопросил Учитель. — Мы люди мирные, вреда никому не приносим и не просим никаких благ от внешнего мира, кроме одного-единственного: разрешить нам жить по нашим правилам.
— Хорошо, давайте посмотрим с этой точки зрения. Все равно ведь что получается: человек из внешнего мира забрел сюда и покончил с собой. А это — дело шерифа.
— Брат Верность Ангелов был одним из НАС, мистер Куинн.
— Он был Джорджем Хейвудом, — уточнил Куинн. — Вполне реальным и весьма состоятельным человеком из Чикота. И, какие бы причины его сюда ни привели, я точно знаю, что спасение души в них не входило.
— Господь простит вам и ваше богохульство, и вашу ложь. Брат Верность был Истинным Верующим.
— Вы — были. Но не Хейвуд.
— Да с чего вы вообще взяли, что его звали Хейвудом? Его мирское имя было Мартин. Банкир из Сан-Диего, вдовец, абсолютно одинокий в этом мире, несчастный человек.
На секунду Куинн почти поверил, что ошибся и зеленый «понтиак» — не более чем случайное совпадение. Но потом услышал сомнение в голосе Учителя и увидел нарастающую неуверенность в его глазах.
— Херберт Мартин. Его жена умерла два месяца тому назад…
— Десять лет.
— Без нее он чувствовал себя покинутым и одиноким.
— У него была рыжеволосая подружка по имени Вилли Кинг.
Учитель обессиленно прислонился к арке, будто бремя правды, внезапно обрушившееся на него, оказалось выше его сил.
— Он был… он не искал спасения? — растерянно пробормотал Учитель.
— Нет.
— Зачем же тогда он сюда пришел? Ограбить нас, обмануть? Но у нас нечего брать, разве что автомобиль, который он сам отдал в наш общий фонд. У нас нет денег.
— Возможно, он думал, что есть.
— Но с какой стати? Я же детально ему объяснил, что колония существует на полной самоокупаемости. Даже показал наши расчетные книги, чтобы продемонстрировать, как мало мы пользуемся деньгами. Нам ведь почти ничего не нужно покупать — только бензин и запчасти для трактора. Ну, может быть, еще пару очков для того из братьев, чье зрение слабеет.
— Хейвуд этим интересовался?
— О да, очень. Я полагаю,
— На самом деле он занимался продажей недвижимости.
— Да, конечно. Я все время об этом забываю. Я… Сегодня был слишком насыщенный день. А сейчас прошу меня извинить, мистер Куинн: я должен сообщить всем печальные новости и с помощью сестры Благодеяние организовать уход за телом.
— Вам бы лучше оставить все, как есть, до появления шерифа, — посоветовал Куинн.
— Ах да, шериф. Я полагаю, вы собираетесь все ему рассказать.
— У меня нет выбора.
— Пожалуйста, сделайте одолжение: не упоминайте о матери Пуресе. Вопросы могут испугать ее. Она как малый ребенок.
— Дети тоже бывают сильными.
— О, сила у нее есть, но только на словах. Она слишком хрупка, чтобы перевалить его через парапет. Надеюсь, Господь простит мне, что я осмелился хотя бы подумать об этом.
Он покопался в складках своей одежды и извлек связку ключей. Куинн вгляделся и слегка опешил: это были ключи от его машины.
— Вы что, собирались меня здесь замуровать? — поинтересовался он.
— Господь с вами. Просто я хотел проконтролировать время вашего отъезда. Я ведь не знал, что у Хейвуда есть семья и друзья и что его смерть должна быть расследована кем-то из внешнего мира. А сейчас вы можете свободно уехать, мистер Куинн. Но прежде чем вы это сделаете, я хочу, чтобы вы поняли: ваши визиты наносят нам неисчислимый вред в то время, как мы, со своей стороны, ничего вам не предлагаем, кроме доброты, еды, когда вы голодны, воды, когда вас мучает жажда, крыши над головой, когда вам негде переночевать, и молитвы, хотя вы и неверующий.
— Я не могу полностью отвечать за ход событий. И, можете мне поверить, не собирался никому причинять неприятностей.
— Это вам предстоит уладить с вашей собственной совестью. Отсутствие у вас недобрых намерений ничего не меняет. Текущая река не собирается размывать берега, а поля разрушаются наводнением. У айсберга нет замысла протаранить корабль, а корабль тонет. Да, корабль тонет… И люди на нем гибнут. Да-да, я совершенно отчетливо это вижу.
— Пожалуй, мне пора идти.
— Они кричат, просят, чтобы я помог им. Корабль разламывается на две части, море гневно бурлит… Не бойтесь, дети мои! Я иду. Я отворю для вас врата Неба.
— Прощайте, Учитель.
Куинн двинулся вниз по тропинке; сердце его колотилось в груди, будто пытаясь выскочить, горло распухло, а во рту был рвотный привкус, который упорно не хотел исчезать.
Внезапно он увидел Карму, неуклюже бегущую к нему между деревьями.
— Где Учитель?
— Я оставил его в Башне.
— Сестра Благодеяние заболела. Она ужасно больна. Брат Язык плачет, а я не могу найти маму и не знаю, что делать. Я не знаю, что делать!
— Успокойся. Где сестра?