Неоседланные лошади
Шрифт:
За моей спиной о чем-то шепчут деревья.
Эй, парнишка с серебряным поясом, Ты на стенку к нам не влезай! Эй, парнишка с серебряным поясом, Стенку ветхую не ломай. Коль одежду порвешь — на себя пеняй. Не заштопаю, так и знай! [25]Эту песенку
25
Перевод А. Казакова.
На противоположном берегу реки — разрушенные стены погибшего города. «Неужели столько камней могли обрушить влюбленные пареньки? — спрашиваю себя и отвечаю: — Не будь таким наивным, ведь прекрасно знаешь, что город разрушили орды завоевателей». Да, я знаю это, и все же мне не хочется сегодня вспоминать свирепых кочевников. Наивная древняя песенка щемит мне душу. И я думаю о том, что в конце-то концов юноша наперекор просьбам девушки перелез через стенку и, стоя под ее окном, принялся бы умолять ее:
— Выйди, девушка! Выдь, голубушка! И на косы взглянуть позволь! — Ай ты, парень шальной, А на что тебе? Не видал ты каната, что ль?Любимая, мне думается, заштопала его порванную одежду.
Передо мной разрушенные стены погибшего города, повсюду видны заросшие травой, обтесанные камни, узорчатые карнизы, рухнувшие колонны и купола, а над зубцами стен струится свет и витает древняя песенка «Эй, парнишка с серебряным поясом…».
Рассказывают, что однажды из этих ворот вышел какой-то странник и спросил у стражей, можно ли, мол, еще засветло добраться до такого-то места, если гнать коня весь день. И стражники спросили его:
— А конь свой или чужой?
И он ответил:
— Чужой.
— Тогда доберешься.
Рассказывают еще, что когда хозяин коня добежал запыхавшись до ворот, странник был уже далеко, и он схватился в отчаянии за голову и воскликнул:
— Горе мне, мой бедный конь не выдержит такой скачки.
Рассказывают, что с тех пор каждый раз, когда всадник въезжал в город или выезжал из него, стражи спрашивали его:
— Твой конь или чужой?
На стене полуразрушенной церкви сохранились солнечные часы, по которым когда-то определяли время въезда и выезда караванов. Теперь они бездействуют. Выпал их бронзовый стержень, и навсегда исчезла отбрасывавшаяся им тень. На другом краю стены высечен символ вечности. День-деньской смеется он над сломанными солнечными часами, ехидно приговаривая:
— Вы хотели
— Когда же это? — спрашивают солнечные часы.
— В те времена, когда в наш город еще приходили и уходили купеческие караваны.
И солнечные часы улыбаются, довольны, что вечность, чтоб подтвердить свою правоту, вынуждена ссылаться на свидетельства быстротечного времени.
Так живут на стене полуразрушенной церкви сломанные солнечные часы и вечность и, опровергая друг друга, утверждают и вечность и быстротекущее время.
Эх, Вараздат, Вараздат, как же мне поведать твою историю, если рассказ о тебе начинается неуверенным утверждением: «Жил или не жил, было то иль не было», да и сам я не знаю, существовал ли ты.
Итак, жил некогда в этом городе Вараздат, богатый и жадный, властолюбивый и жестокий патриций… И когда небывалый голод наступил в стране, и жернова обгладывали друг друга, умирающие бедняки с мольбами о корке хлеба простирали к нему руки, Вараздат отрубил эти руки, чтоб не беспокоили его понапрасну. Так и жил он, довольный собой и безрукими людьми, пока однажды, гуляя по берегу реки, не упал в воду. Увидев это, какой-то чужестранец, который не знал его нрава, протянул руку, чтобы вытащить его, а разъяренный Вараздат выхватил меч и…
Рассказывают, что, лишь став тонуть, он понял, что своим мечом отрубил единственную руку, когда-либо протянутую для его спасения.
Рассказывают, что на этом и кончается история Вараздата, но поскольку она начинается неуверенным утверждением — «жил или не жил, было то иль не было», то мне кажется, что Вараздат и по сей день тонет, отрубая руки, — и те, что просят у него помощи, и те, что подают ему помощь.
Рассказывают, что много веков назад ходил по городу человек, ведя на цепи волкодава, и кричал:
— Собак нужно душить собаками!
И где бы ни завидел собаку, спускал с цепи своего волкодава, и тот разрывал и душил дворовых собак. И наступил день, когда в городе не осталось ни одной собаки. Но хозяин волкодава продолжал ходить по улицам и кричать:
— Собак надо душить собаками!
Состарился и издох его волкодав.
Когда пришла зима, в город спустились с гор стаи волков. Но не было ни собак, чтобы залаять, ни волкодавов, чтобы сразиться с волками, и опустел город.
Рассказывают, что одним поздним вечером в этих местах проходил пастух. Ворота были закрыты, и он заснул под городской стеной. В полночь в одной из церквей раздался голос пророка Ильи:
— Люди, восстаньте ото сна, пробудитесь, под стеной спит царь ваш, ступайте и приведите его!
Проснулся священник, вышел на улицу в одной рубашке и, свесившись со стены и увидев, что под ней лежит какой-то пастух, вернулся домой и заснул. Но голос снова воззвал:
— Восстаньте ото сна, пробудитесь, под стеной спит царь ваш, ступайте и приведите его!