Неожиданные встречи
Шрифт:
Жаль грифа, птицу ныне редкую, исчезающую. Кто знает, если она не будет взята под строжайшую охрану вместе с другими видами хищных животных, через столетие мы уже не увидим ее, так легко планирующую в заоблачных высотах, не встретимся с гордым взглядом пронзительных глаз грифа.
Хищные птицы уничтожают больных животных, истребляют слабых и старых песчанок, несут в природе службу оздоровителей.
Тугайчик у Чарына изумителен. У самой воды разместился густой лавролистный тополь и каратуранга, стройный, чудом уцелевший с раннего четвертичного периода реликтовый ясень, изящный клен. Кое-где в пышную зелень деревьев вкраплена светлая листва лоха. Поближе к деревьям
В каждом тугае по-разному сочетаются растения, но каждое теснится друг к другу куртинками.
Иногда река образует песчаные отмели, занятые пышной порослью веселых ив. Оттуда несутся неумолчные песни соловьев.
Перехожу из тугайчика в тугайчик, иногда перебираюсь у самой воды, иногда пересекаю поверху грозные отвесные утесы, карабкаюсь по скалам.
Каждый тугайчик обладает своим микроклиматом. В одном почему-то прохладней, каратуранга еще разукрашена, будто ягодами, зелеными шишечками неразвившихся семян, в другом — жарче, и от неожиданности я замираю: вся земля покрыта толстым слоем белого пуха семян этого дерева.
Иногда послышится легкий шорох — среди кустов мелькает заяц, или резкий запах зверя ударяет тонкой струйкой, а потом прозвенят камни — и по отвесным скалам проскачут сильные и грациозные горные козлы. Прокричит иволга, высоко в камнях заведут резкие крики кеклики, угрюмо заворкует горлица.
Но пора подумать и о возвращении на бивак. Тяжело подниматься наверх по крутым обрывам. Солнце печет, стучит в висках кровь, схватывает дыхание. Все дальше и дальше дно каньона, и река становится узкой извилистой лентой в оправе зеленых тугаев. Вокруг удивительно красочные скалы, зеленые, желтые, фиолетовые, почти черные. Такое причудливое сочетание цветов я вижу впервые в жизни и думаю о том, сколько красоты в необыкновеннейших формах и фантастических расцветках этих громад, созданных многими миллионами лет настойчивой работы ветра, воды, холода и жары.
На одном выступе видно что-то мохнатое и серое. Да это же гнездо черного грифа! Будто в подтверждение моей догадки, оттуда срывается большая черная птица и, степенно планируя, уносится вдаль.
К гнезду подобраться нелегко. Но цель близка, несколько рывков — и я рассматриваю птенца. Тело его покрыто нежным темным пухом, из него кое-где торчат голубые пеньки будущих перьев. Большая голова птенца совсем голая, морщинистая, кажется старческой. Большие глаза открыты, взгляд их удивительно выразительный, страдальческий и горестный. Ритмично на них опускается голубое веко. Грифенок неподвижен, но его тело от волнения вздымается из-за прерывистого и глубокого дыхания.
После того как сделано несколько фотографий, начинаю осматривать гнездо. Оно большое, метра полтора в диаметре и около метра высотой, сложено из множества мелких саксауловых веток, переплетенных между собою, сверху гнездо плоское и совершенно ровное. По остаткам пиши деловито ползают муравьи-тетрамориумы. На совершенно голых скалах они основали свой муравейник и питаются объедками со стола птицы-великана. Добыча неплоха, только что они будут
Крупные мухи, наглые и назойливые, ползают по гнезду. Они тоже нашли здесь поживу. Над самой головой птенца крутятся мелкие кровососущие мушки, мушки-слезоедки и еще неизвестно какие. Они — мучители беспомощного грифенка, и он кротко переносит их истязания как неизбежное зло.
И еще находка!
На теле птенца среди нежного пуха резвятся какие-то необыкновенные серые мушки. Они ловко бегают и гоняются друг за другом, ведут себя так, будто грифенок для них — самая привычная стихия.
Кто бы это мог быть? Я не знаю у птиц подобных паразитов. Но поймать мушек невозможно. Для этого надо основательно побеспокоить грифенка, а как это сделать, если глаза беззащитного птенца выражают такое страдание. И я сдаюсь, прекращаю охоту за юркими мушками, а потом весь обратный путь к биваку раскаиваюсь и укоряю себя: ведь мушки, наверное, неизвестны науке, и простительно ли так легко поддаваться чувству жалости.
Наконец я наверху, в голой пустыне, шагаю через мелкие овражки, голодный и усталый, спешу к машине. Солнце немилосердно жжет, и галька, покрывающая пустыню, накалилась, как на сковороде. Далеко над горами светятся белые облака. Там сейчас хорошо: тень, прохлада. Хоть бы они приплыли сюда и бросили на землю спасительную тень. И она, такая долгожданная, приходит, когда я, уже пообедав, лежу под тентом, предаваясь воспоминаниям о своем нелегком походе.
Небо затягивается серой пеленой. На нем появляются тучи. Они сгущаются все больше и больше. Послышались далекие раскаты грома. Потом началось!…
Налетел ураган, крупные капли дождя застучали по машине, посыпался град. Блеск молний, свист ветра и шум дождя продолжались около часа. Под палаткой захлюпала вода. Сильно похолодало. Каково сейчас бедному грифенку?
Потом, когда странные черные тучи, украшенные снизу округлыми волнами, ушли на восток, громче зашумела река, звонче затокал козодой, послышался шум моторов далеко идущих машин. Во влажном воздухе хорошо разносятся звуки, и я только сейчас понял, почему в пустыне, в сухом горячем воздухе, царит такая удивительная тишина.
Но какие контрасты! Недавно я страдал от жары и сухости, а теперь, надев на себя все, что мог, едва ли не стучу от холода зубами. Далеко в пустыне за каньонами появилась длинная белая полоска. Побелели несколько одиночных горок. Странное превращение, как я его сразу не заметил! Хорошо помню: эти горки были черными. Догадался: там прошла полоса такого густого града, что покрыла землю толстым слоем. Только к сумеркам, когда перед закатом солнца выглянуло солнце, белая полоса постепенно исчезла. Громада туч ушла к горизонту. Далекие вспышки молний слегка озаряли ее. Теперь где-то очень далеко так же, как было здесь, она с шумом поливает дождем сухую и горячую землю пустыни.
СМЕЛЫЕ КЕКЛИКИ
Усталый и голодный, я стал спускаться по ущелью после долгого похода по горам Чулак. Припекало солнце. Сухая жесткая трава шуршала под подошвами ботинок, царапала ноги. На скалах кричали горные куропатки-кеклики. В воздухе носились большие голубые стрекозы. Где-то высоко чудесными гортанными голосами перекликались пустынные вороны. Неожиданно за поворотом ущелья открылась широкая полянка со старыми развалинами сложенного из камней жилища скотоводов. Всюду виднелись холмики нор песчанок. Земля здесь была оголена грызунами. Но хозяева нор не встретили меня, как всегда, многочисленными пересвистами. Они или вымерли, или покинули насиженные места.