Неожиданные встречи
Шрифт:
Развалины домов, вымершая колония песчанок, глубокая тишина придавали этому месту оттенок запустения и дикости.
Но вдруг раздался громкий шум, и вокруг один за другим поднялись облачка пыли, и из каждого отверстия стали вылетать кеклики. Отлетев недалеко, птицы расселись по склону горы, а затем молча, вытянув головы, помчались кверху. Как они ловко притаились!
В тишине пустынных гор неожиданный взлет птиц невольно заставил меня вздрогнуть, быстрее забилось сердце.
На полянке вся земля оказалась истоптанной следами птичьих лапок. Здесь, оказывается, находилось излюбленное место для купания в пыли.
Когда
Как она забралась в нору и зачем ей это понадобилось? Может быть, ради любопытства?
Кекликов много в горах пустыни, встречаются они часто, но такую забавную куропатку я увидел впервые.
У кекликов масса врагов. Прежде всего им достается от любителей пострелять и от многочисленных четвероногих и пернатых хищников. Как-то я остановился возле ручья в ущелье Чулакджигде. Здесь вся дорога была истоптана крестиками птичьих следов. Сюда приходили на водопой кеклики.
Утром они подошли к ручью тихо, напились и, стараясь не шуметь, пригнувшись к земле, одна за другой помчались по скалам в горы.
На скалистой вершине они задержались, прижавшись к земле, замерли: над птицами стала кружиться пустельга. Она долго трепетала в воздухе, не двигаясь с места, а потом ринулась на одного кеклика. Раздался громкий негодующий крик, и куропатка, подпрыгнув в воздух, навстречу хищнику, бросилась отражать атаку ударом клюва.
Нападение не удалось.
< image l:href="#"/>Вновь пустельга затрепетала над добычей, опять бросилась вниз и снова встретила решительный отпор.
И так несколько раз.
Пустельга — небольшая птица, самый маленький из соколов. Обычно она питается крупными насекомыми, пробавляется мышами, мелкими птицами. А тут кеклики…
Зачем ей понадобилось нападать на столь крупную добычу? Может быть, ради забавы? Или ранее, когда кеклики были совсем крошечными, пустельга не раз бросалась на них, беззащитных. А теперь вот вспомнила и принялась за старое.
КУРОЧКА-ДУРОЧКА
После долгих пасмурных дней пришла звездная ночь, и к утру ударил мороз. Лес нарядился в иней, побелел. По горной реке Чилик пошла шуга. Льдинки тихо шелестели и, ударяясь о скалистые берега, крутились хороводами. В лесу над теплой протокой повис туман, и ветви, свисающие над берегами, оделись сверкающими льдинками кристаллов.
Я бреду вдоль теплой протоки, продираюсь сквозь колючие заросли, где можно, прыгаю на галечниковый берег, обходя мокрые места по камням. Мне очень хотелось заснять водяную курочку-пастушку. Сейчас они все здесь. Но курочки очень осторожны: завидев человека издали, согнувшись, убегают, а потом внезапно ныряют в прибрежные заросли. У каждой курочки — свой участок, свои владения, каждая знает свое место, на чужие не идет, и получается, будто меня, нежелательного посетителя этого тихого местечка, курочки провожают друг к другу, как по эстафете.
Нет, видимо, не будет у меня удачной охоты с фотоаппаратом. Но мне неожиданно везет. В том месте, где через протоку от егерского поста проложены хлипкие мостки,
Наверное, хорошо поохотившись среди зеленых водорослей, она перестала искать добычу, зашла по самое брюшко в воду и принялась купаться. Какая забавная! Мороз пощипывает уши, по берегам белые наледи, а она принимает ванну, прихорашивается, поправляет перышки! Потом вышла на бережок, почистилась, навела клювом порядок на своем сереньком костюме, потрясла вздернутым кверху, как у настоящей курицы, хвостиком, сладко-сладко потянулась, расправила крыло и вдруг стала другой — тонкой, длинной, как палочка. И помчалась вдоль берега мимо мостков по чистому месту на другой залив протоки. Видимо, это открытое место считалось опасным и полагалось на нем не задерживаться ни на секунду, а бежать по нему изо всех сил как можно быстрее.
В заливчике курочка успокоилась, распушилась и опять принялась мыть и полоскать водоросли, вытряхивать из них всяческую мелкую живность.
— Знаю я эту курочку, — сказал егерь Мартын Павлович. — Все курочки как курочки, осторожные, чуткие, а эта курочка-дурочка не боится человека. То ли привыкла, что мы через мостки ходим, то ли от роду такая. Вот приедут из города охотники, достанется ей. Им-то лишь бы было в кого пальнуть. Попугать ее, что ли?
— Попугайте, пожалуйста, курочку-дурочку, — попросил я, — уж пусть лучше найдет другой участок, но останется живой!
Вскоре я стал невольным свидетелем небольшого события уже среди домашних кур. Из домика егерского поста слышу: что-то произошло возле арыка. Из зарослей бурьяна несутся громкие крики кур. Из окна никак не разглядеть, что там такое. Надо выйти, узнать, в чем дело.
Рябая курица с ожесточением на кого-то набрасывается, клюет. Другие куры, подбегая, тоже отвешивают удары, поспешно отскакивая в стороны. Поодаль бегает петух и, шаркая ногами о землю, громче всех кричит.
Подхожу ближе. Куры расступаются, уходят. На земле лежит растерзанная степная гадюка. Голова ее расклевана, из многочисленных ран на теле сочится кровь. Тонкий хвост змеи нервно вздрагивает и замирает.
Вот так куры!
— Это уже не первую гадюку куры приканчивают, — рассказывает не без гордости жена егеря. — Защищают наш участок! Убьют, а сами не едят. Брезгуют. И рябая курица самая первая защитница. Нам без кур здесь никак нельзя жить. Когда приехали два года назад, столько было слепня, скотине деваться было некуда. Куры до слепня очень охочи. Так и вертятся возле коровы да лошади. И всех поклевали. Не стало слепня. Скоро и гадюк не станет. Мила! — спохватившись, кричит женщина своей маленькой дочери. — Ты почему туда пошла? Сколько раз говорила! Ходи только с курами, не то укусит гадюка!