Непарад
Шрифт:
Станислав настоял на том, что к самовару подавался не один, 'господский' чайный прибор, а три, включая подстаканники: ишь, позаботился о товарищах! Сюда-то мы попали 'как были', а хлебать чай из ладошки - не самое приятное занятие, как я полагаю, да и ждать, пока один почаёвничает, чтобы налить себе - тоже малоинтересно.
Правда, при заселении гостиничный служитель за стойкой пытался настоять на том, чтобы Трошицинский оплатил номер купюрами меньшего достоинства, но не встретил взаимопонимания и в итоге всё-таки пятисотку принял, тут же послав швейцара с нею в банк:
– Пшепрашам мосцьпана, але я не маю довольно пенёнзов с утра. Пан нынче перший гость. Тераз в банке поменяют.
Думаю, у нас обоих мелькнула одинаковая мысль, что швейцар Влодек послан не столько разменять купюру, сколько проверить её подлинность. Этого стоило ожидать. Не знаю, как Стас - у моего напарника выражение лица так и осталось спокойно-вежливым, а я слегка обеспокоился. Нет, ни с бумагой 'петруши', ни с рисунком, ни с водяными знаками я проблем не ожидал: деньги были самыми, что ни на есть натуральными. А вот номер и факсимильная подпись вызывали опасения: вдруг они более поздние и в 1905 году такая банкнота никак не могла быть в обращении? Впрочем, я тоже постарался не показать вида, что чем-то взволнован. В конце концов, другого шанса у нас не было.
Освоившись и опустошив почти полностью оба умывальника в попытке хоть как-то отмыться, чтоб хоть люди на улице не оборачивались, мы вновь спустились в гостиничный вестибюль. Служитель у конторки, лакейски кланяясь, отдал нам сдачу с пятисот рублей. Стас барственным жестом - и где только нахватался? - деньги принял и упрятал во внутренний карман пиджака, оставив на конторке жёлтенькую рублёвую бумажку.
– А скажите, пан...
– Витновский, проше пана.
– Скажите, пан Витновский: где здесь недалеко можно побриться? А то, сами понимаете... - Трошицинский досадливо коснулся щетинистого подбородка.
– Совсем близко, мосьцпан: отсюда всего в трёх кварталах прекрасная парикмахерская пана Жана Стебливского. Его услугами пользуются и русские паны чиновники, и пан полицмейстер и даже сам пан пуковник Иванов туда наведывается! Пану вызывать дорожкаржа?
– Нет, благодарю: мы лучше прогуляемся пешком, заодно и посмотрим на ваш прекрасный город.
– Конечно, мосцпан! Място наше небольшое, але ж пекне! Посоветую пану непременно подзивяць на наш велький канал! Нема тего ни в едном другем мясце!
– И канал посмотрим, раз пан советует...
– Пшепращем пана, може, то не моё дело, але ж пану лучше купить капелюх. С голай гловой у нас ходить не принято, так лишь хлопы себе дозволяют, але ж у голодранцев ни гроша нема на то, чтоб глову прикрыть!
– Да-да, разумеется. Шляпу я просто оставил в багаже... - С этими словами Станислав кивнул и, поманив меня за собой, вышел из гостиницы, избавившись, наконец, от излишне разговорчивого гостиничного администратора.
Дальнейшее наше хождение по городу заняло несколько часов: войдя в роль 'пана', Трошицинский заставил меня таскать купленный тут же неподалёку фанерный чемодан с плетёной из прутьев ручкой и металлическими - должно быть, жестяными - уголками. И хотя изначально чемоданчик весил чуть больше пёрышка, в процессе перемещений от лавки к лавке он всё больше тяжелел. Сперва в нём оказались свёртки с одеждой, в которой мы здесь оказались - правда, Стас не стал менять свой костюм на новый, ограничившись приличным, но недорогим комплектом для меня: сам же он приобрёл лишь жилетку, тёплые зимние ботинки, галстук-бабочку, светло-серое пальто и шляпу, больше всего напоминающую 'котелок' мультяшного мистера Фикса, но того же цвета, что и пальто и снабжённую тёмной шёлковой лентой. Что огорчило - чёрные пальто для меня и Андрея были куплены в лавке у базара и были гораздо дешевле и непрезентабельнее с виду, чем стасово. При этом
Перекусили в трактирчике у базара свекольным борщом непривычного насыщенно-кислого вкуса, жареной картошкой и бигусом. Я, впрочем, бигус есть не стал, так что доплатив восемь копеек за керамический горшочек, забрали его для Андрея: он-то, как-никак, шатается без денег. Вместо чаю Стас заказал местный квас - цвета варёной свёклы и ещё более кислый, чем борщ. Квас обошёлся в две копейки за бутылку, а за чаепитие на двоих пришлось бы выложить гривенник. Наш Троцкий, судя по всему, решил поиграть в кота Матроскина с его знаменитым: 'Ничего не буду выписывать, экономить буду!'. Словом, весь довольно плотный обед обошёлся нам в сорок две копейки на двоих. По-моему, вполне гуманно, если не обращать внимания на не самый высокий уровень заведения и откровенно небогатый видок посетителей.
Наконец, побрившись здесь же, в парикмахерской напротив - искать 'фирму' рекомендованного нам мастера Жана даже и не стали - мы отправились к тому самому перекрёстку, где договорились встретиться с Андреем. Не спеша - да и не очень-то побегаешь с довольно потяжелевшим чемоданом - мы явились к месту рандеву даже на полчаса раньше условленного и принялись ждать. Прошло тридцать минут. Потом ещё двадцать. И ещё четверть часа... Нашего приятеля всё не было.
– И куда наш вояка подевался? Сколько лет помню, по нему всегда можно было часы сверять, даже на уроки ни разу не опаздывал!
Трошицинский был обеспокоен не меньше меня. Мы оба терялись в догадках: что же произошло с Андрюхой? Уж кто-кто, а этот парень без крайне серьёзной причины ни за что не позволил бы себе опаздывать!
В конце концов, измаявшись ожиданием, Стас предложил мне отнести чемодан с благоприобретённым в гостиницу и быстренько вернуться, что я и сделал. Быстренько закинув вещи в номер и глотнув водички из остывшего самовара, я спешно явился назад, к перекрёстку. Впрочем, выяснилось, что спешил напрасно: Воробьёв так и не появлялся.
Ходить в поисках по улицам чужого города было явно бесполезно. Обращаться в местную полицию образца 1905 года - тем более. Что бы мы могли сказать? Что пропал пришелец из будущего в обмундировании несуществующей пока Красной Армии и с паспортом тем более несуществующей Российской Федерации в кармане? Думаю, дорога в 'жёлтый дом' была бы тогда для нас открыта: добрые дяди-полицейские с удовольствием отвезли бы нас туда и под белы рученьки передали санитарам...
Когда окончательно стемнело - а это произошло достаточно рано, поскольку зимние дни коротки, а уличное освещение в Августове, по крайней мере на некотором отдалении от центра, отсутствовало напрочь, - бесплодное ожидание надоело бесповоротно.
Тяжко вздохнув, Стас, видимо, что-то для себя решив, обратился ко мне очень серьёзно:
– А скажи ты мне, братец: ты на журналиста учился или так, с улицы в профессию пришёл?
Странный вопрос: умеет наш Троцкий озадачить...
– Учился, конечно. Сейчас без диплома разве что в стенгазету пишут. А снимают на мобильник. А в чём дело?
– Дело в том, что раз ты учился, значит, и историю журналистики знаешь?
– Ну... Помню кое-что. Не томи уже!
– А тогда скажи, раз знаешь: какие газеты до Мировой были самыми популярными. Ну, чтобы не многотиражки какие-то, а вообще по всей России их читали? - Стас уставился на меня, как учёный в микроскоп на препарат.