Непобедимый эллин
Шрифт:
– Да на фиг мне этот Гелиос, – возмутился Геракл. – Лучше скажи, что за дочери такие и на кой сатир они понадобились нашему недоделку?
– Отвечаю. – Копрей торжественно кивнул. – Дочерей ровно двенадцать: Пиропа, Мирона, Тэратос, Мегафона, Гэфира…
Сын Зевса предупреждающе показал посланцу кулак, и тот благоразумно перешел к ответу на второй поставленный вопрос.
– Эврисфей всё еще никак не может оправиться после трагического разрыва с Целлюлитой, и поэтому дочери царя Гериона нужны ему для его… э… э… гарема!
– Что?!
– Вот
– И много там у недоношенного сейчас женщин? – усмехнулся Геракл.
– Ни одной, – честно ответил Копрей, – точнее, лишь хромой горбатый слуга.
– Как? – выдохнул Софоклюс.
– В качестве кого? – вытаращил глаза сын Зевса.
– В качестве евнуха! – разъяснил посланец.
– А… – разочарованно покачал головой Геракл. – Жаль, что эта должность в гареме Эврисфея уже занята, а то я думал порекомендовать ему Софоклюса.
– Кого? Меня? – взвизгнул историк. – Да тысячи, тысячи гречанок в разных концах Аттики клятвенно тебе подтвердят, что никакой я не евнух!
– Хорош врать! – строго осадил личного хрониста могучий герой. – У меня от твоих припадочных воплей уже голова разболелась.
Копрей тем временем жадно пялился на великолепного жеребца царя Лаомедонта.
– А можно назад в Микены я поеду на твоем коне, Геракл? – робко спросил посланец. – Ведь всё равно у тебя есть прекрасная боевая колесница, зачем же тебе еще и этот превосходный скакун?
– Поедешь в Микены на пони Софоклюса! – бескомпромиссно отрезал Геракл. – Либо потопаешь пешком…
На том они и расстались.
Проводив взглядом нелепо скачущего на хромой лошадке Копрея, сын Зевса позвонил на Олимп и попросил Гефеста переправить себя вместе с колесницей и хронистом в западные края Греции. Чудесного же жеребца Геракл подарил своему эгидодержавному папане, и лошадь была незамедлительно телепортирована на Олимп.
– Почему ты больше не придумываешь мне героические подвиги? – обиженно спросил Софоклюса великий герой, когда они мчались по дорогам западной Греции.
– А не надо было меня по голове часто бить! – не менее обиженно отозвался Софоклюс. – Вон, я до сих пор весь в шишках и синяках. Меня даже люди пугаются, не только муза.
– Муза?
– Ну да, та самая ветреная фемина, что дарит славу бездарным дуракам и обходит стороной непризнанных гениев!
– Вроде тебя!
– Вроде меня, – кичливо подтвердил скромняга Софоклюс. – Допридумываю тебе подвиги потом, я же говорил. Да и старые нужно переделывать. Главное, что есть уже черновик, самая необходимая для любого грандиозного труда закваска.
– Так и быть, – кивнул сын Зевса, – оставим эпос на потом. Ну а хотя бы название ты своему труду наконец придумал?
– Еще нет…
– Хреново…
– Так и я о том же!
Через несколько часов, казалось, бесцельной скачки по запыленным дорогам греки с горем пополам выяснили у одного встречного циклопа, что царь Герион живет не на материке,
– Ну а его дочери? – полюбопытствовал у великана Геракл.
– Что его дочери? – не понял циклоп, прикладываясь к чудовищной вместимости кувшину.
– Ну как они там?
– Фундомэнос оморфос! – на старогреческом ответил великан, при этом с восхищением цокая языком.
– Пышные красавицы! – с готовностью перевел Софоклюс.
– Опять толстухи! – горестно вздохнул сын Зевса. – А всё эти проклятые скульпторы да художники, приучающие Грецию к пышным натурам. И ведь мало кто знает, что пышных женщин они ваяют с голодухи. Художники-то все как один нищие.
– Сразу пропивают все свои гонорары! – хрипло подтвердил циклоп и громко икнул. – У меня вот брат скульптор, так день и ночь не просыхает. Изваял для нового храма в Дельфах статую Афродиты. Так она, статуя в смысле, даже в ворота храма не вошла, такая вышла толстозадая. Пришлось моему брату кое-что там у этой статуи переделывать, самую малость: груди отбил, бородку приделал и вышел у него весьма разжиревший Арес для священной рощи в Спарте.
– А разве заказчики статуи не удивились габаритам зада воинственного бога? – решил уточнить хихикающий Софоклюс.
– Не-а, – мотнул головой циклоп. – Мой брат предупредил их, что изваял Ареса на старости лет…
– А что еще ты можешь поведать нам об этих дочерях Гериона? – продолжал допытываться у великана Геракл.
– Фундомэнос оморфос!
– Ну, это мы от тебя уже слышали.
– А что вам еще надо? – огорчился циклоп. – Это всё, что я о них знаю. Пышные формы нынче в цене, поэтому царь ужасно дорожит своими дочерьми. Хочет выдать их замуж за самых могучих и знаменитых правителей Греции.
– А вот это, что называется, проблема, – пробормотал сын Зевса, понимая, что украсть девиц с острова Эрифейя будет ой как не просто. Да и куда их потом девать, этих «фундомэнос оморфос»? В колесницу ты их всех не запихнешь, за пазуху не засунешь.
Вот так проблема.
Попрощавшись с говорливым циклопом, греки поехали в сторону моря, где вдалеке виднелся живописный остров Эрифейя.
Рыбацких лодок на берегу не наблюдалось, да и сам Геракл не особо горел желанием прокатиться в утлом суденышке по морю. Морское путешествие в Трою он еще кое-как перетерпел, не желая сражаться с сумасшедшими амазонками, но тут…
– Есть у меня одна идея, – вслух произнес могучий герой и зорко вгляделся в горизонт.
Зрение у сына Зевса было не в пример лучше, чем у любого из смертных, и потому он довольно быстро разглядел блестящую небесную колею, по которой в течение дня проходила светоносная повозка бога Гелиоса.
Дело шло к закату, стало быть, владыка солнца вскоре должен был появиться в небе над западной Грецией. Появиться, дабы спустить свою огненную колесницу на землю, ну а затем, затушив ее пламя, отогнать повозку в ночное стойло на Олимп.