Непобежденные
Шрифт:
– - Полковник, -- заговорил их офицер.
– - Вы, сдается мне, нас одурачили. Не верю, чтоб у вас имелись еще люди сверх этих, которые здесь.
– - А вы проверьте делом свое предположение, попытайтесь уйти от нас, -сказал отец.
– - Уйти? Белея подштанниками и сорочками, как привидения? Чтоб на всей дороге в Мемфис каждый негр и каждая старуха палили в нас со страху из дробовиков?.. Одеяла-то хоть наши вы у нас не отберете на ночь?
– - Ну что вы, капитан, -- сказал отец.
– - А сейчас, с вашего позволения, я удалюсь, а вас оставлю устраиваться на ночлег.
Мы
– - На кой тебе дьявол шесть десятков пленных, Джон?
– - сказал один из бойцов.
– - Мне они незачем, -- сказал отец. Взглянул на меня и Ринго.
– - Это вы, мальцы, их взяли. Что будете с ними делать?
– - Расстреляем, -- сказал Ринго.
– - Нам с Баярдом не впервой стрелять янки.
– - Нет, -- сказал отец.
– - У меня есть получше план. За который Джо Джонстон{21} скажет нам спасибо.
– - Он повернулся к своим.
– - Ружья и боеприпасы у них взяли?
– - Да, полковник.
– - Еду, одежду, обувь взяли всю?
– - Все, кроме одеял, полковник.
– - Одеяла утром соберем, -- сказал отец.
– - Теперь посидим, подождем.
Сидим в темноте. Янки ложатся спать. Один подошел к костру, поднял ветку -- подбросить в огонь. Но не подбросил. Постоял, не озираясь, молча; другие янки лежат, не шелохнутся. Положил ветку на землю, вернулся к своему одеялу.
– - Ждем дальше, -- прошептал отец.
Спустя время костер погас.
– - Теперь слушайте, -- шепчет отец. И мы сидим в потемках, слушаем, как раздетые янки крадутся в кусты. Один раз всплеск раздался, и выругался кто-то, а затем такой звук, точно ему ладонью рот зашлепнули.
Вслух отец не рассмеялся, только затрясся тихо.
– - Змей берегись, босячье, -- шепнул один из наших.
Часа два у них заняло это прокрадыванье, пока все не ушли. Потом отец сказал:
– - Бери по одеялу каждый и ложимся спать.
Солнце стояло уже высоко, когда он разбудил нас.
– - К обеду будем дома, -- сказал он.
И вскоре мы с отцом и Ринго выехали к нашей речке; миновали котловинку, где я и Ринго учились плавать, и, обогнув поля, проехали то место, где мы залегли прошлым летом, где первого в жизни увидали янки, а отсюда и дом видно, и Ринго сказал:
– - Усадьба, вот мы в тебя и воротились, а кому Мемфис нравится, тот бери его хоть насовсем.
Глядим на дом наш -- и точно снова тот день вернулся, когда бежали к нему выгоном и никак не могли добежать. А повозку и не замечаем; отец первый завидел ее, едущую к нам по джефферсонской дороге, и на сиденье -бабушка, худенькая, пряменькая, и держит взятые у миссис Компсон черенки роз, обернутые заново в бумагу; а Джоби криком и хлыстом понукает лошадей -чужих чьих-то; и отец остановил нас у ворот и, приподняв шляпу, пропустил
сперва повозку. Бабушка ни слова не промолвила. Лишь, проезжая, поглядела на меня и Ринго, и мы поехали следом. Не остановясь у дома, повозка проехала в сад, к яме, которая осталась от вырытого сундука, а бабушка все молчит; и спешился отец, вскочил на повозку, взялся за край сундука, сказал нам через плечо:
– - А ну-ка сюда, мальчики.
Мы
– - Мыло возьмите, -- сказала она.
– - Мы не ругались, -- сказал я.
– - Спроси папу.
– - Они хорошо вели себя, мисс Роза, -- сказал отец.
Бабушка поглядела на нас. Подошла, положила руку па плечо сперва мне, затем Ринго.
– - Идите наверх...
– - сказала она.
– - Но как вы с Джоби этих лошадей достали?
– - спросил отец.
– - Мне одолжили их, -- сказала бабушка, по-прежнему глядя на нас.
– Идите наверх и снимите...
– - Кто одолжил?
– - спросил отец.
Бабушка взглянула бегло на него, опять на нас глядит.
– - Не знаю. Там никого не было... и снимите свою воскресную одежду.
Назавтра день был жаркий, и мы трудились только до обеда, подновляли изгородь внизу в загоне. Из-за жары еще и не катались на трофейных наших лошадях. Даже в шесть часов солнце жгло еще, топя смолу из досок парадного крыльца. Отец, подняв ноги на перила, сидел без мундира и сапог, а я и Ринго -- на ступеньках, в ожидании, когда станет прохладнее и сможем прокатиться, и тут вдруг увидели, что в ворота въезжают человек пятьдесят, быстрой рысью, и, помню, подумалось: "Жарко им как в этих синих мундирах".
– - Папа, -- произнес я.
– - Папа!
– - Только не бежать, -- сказал отец.
– - Ринго -- в конюшню, выводи Юпитера. Баярд -- в дом, скажи Лувинии, пусть несет мне сапоги и пистолеты на черный ход; а сам затем в конюшню, к Ринго на подмогу. Но не бегом отсюда. Шагом.
Лувиния лущила горох в кухне. Она вскочила -- миска на пол и разбилась.
– - О господи, -- сказала Лувиния.
– - О господи. Опять?
Я пустился из кухни бегом. Ринго как раз обогнул угол дома -- и побежал тоже. Юпитер стоял, жуя, в стойле. Он взбрыкнул, не подпуская нас, -- как из двух пистолетов грянул в стенку копытами в дюйме от моей головы. Ринго с кормушки прыгнул к нему взнуздывать, и узду мы надели, но заседлать не смогли.
– - Подведи своего коня слепым боком!
– - крикнул я Ринго; но уже вбежал отец с сапогами в руке, и глядим -- из-за дома, сверху, едет сюда янки и в руке короткий карабин держит, как фонарь.
– - В сторонку, мальчики, -- сказал отец. Птицей взлетел Юпитеру на незаседланную спину и, прежде чем тронуть коня, взглянул на нас. И произнес негромко, неторопливо даже: -- Берегите бабушку.
И приказал Юпитеру:
– - Давай, Юп. Пошел.
Юпитер был уже повернут к задним закрытым решетчатым дверцам, что в конце прохода между стойлами; опять, как вчера, он рванулся от нас, и отец его поднял уже, а у меня мелькнуло: "Он же не пройдет в просвет наддверный!" Но Юпитер грудью прошиб дверцы -- они, казалось, разлетелись прежде, чем он их коснулся, и опять Юпитер с отцом взреяли -- и унеслись из ералаша сломанных и падающих планок. И тут в конюшню въехал янки и, намахнув, направив карабин одной рукой, как пистолет, пальнул по нас чуть не в упор и крикнул: