Непобежденные
Шрифт:
Пока распределили и пока ушел последний алабамец, миновало полночи; когда мы двинулись в путь утром, то в основном уже на мулах, но были все ж и пешие; и теперь четверней правил Ринго. Он без всяких слов сел рядом с бабушкой и взял вожжи; и один только раз она сказала ему ехать потише. А позади на сундуках сидел теперь я и спал сидя; и днем проснулся оттого, что повозка стала. Мы как раз съезжали с холма на равнину, и я увидел их за полем -- синемундирных конников числом до дюжины. Они нас не видят еще и рысят спокойно, а бабушка и Ринго глядят на них.
– - Почти что не стоит возиться с такой мелочью, --
– - Одно только, что лошади получше будут мулов.
– - У нас уже сполна сто десять, -- говорит бабушка.
– - Сверх этой цифры бумага не требует.
– - Что ж, -- говорит Ринго.
– - Так едем дальше, значит?
Сидит, не отвечает бабушка, опять подалась как бы слегка назад, и рука на груди.
– - Так чего будем делать? Решайте- быстро, а то ж уедут, -- говорит Ринго и смотрит на бабушку; та молчит. Ринго привстал с сиденья, крикнул: -Эй!
Всадники оглянулись разом, увидали нас и резко повернули лошадей.
– - Бабушка велит -- сюда езжайте!
– - кричит Ринго.
– - Не смей, Ринго, -- шепчет бабушка.
– - Что ж, -- говорит Ринго.
– - Хотите, крикну, чтоб дальше себе ехали?
Она молчит, глядит не на Ринго, а мимо него -- на двух янки, едущих к нам через поле, -- и вся сжалась как бы, подалась назад, и рука прижата к платью на груди. Едут лейтенант вдвоем с сержантом; лейтенант по виду не намного старше меня с Ринго. Увидел бабушку, снял форменную шляпу. И она вдруг отняла руку от сердца -- а в руке та бумага -- и протянула лейтенанту молча. Лейтенант развернул, сержант через плечо в нее заглядывает. Потом сержант поднял на нас глаза, сказал:
– - Тут пишется про мулов, а не лошадей.
– - Мулов там до первой сотни, а последние двенадцать -- лошади, -- сказал Ринго.
– - Проклятие!
– - выругался лейтенант по-девичьи.
– - Говорил же я капитану Боуэну, что не надо нас сажать на трофейных лошадей.
– - Вы что же, отдаете им коней?
– - сказал сержант.
– - А что еще мне делать?
– - сказал лейтенант с таким видом, будто вот-вот заплачет.
– - Сам ведь генерал наш подписал!
Так что теперь у нас пешком шло только человек пятнадцать -- двадцать, а остальные все верхом. Поехали мы дальше. А солдаты стоят у дороги под деревом, и седла их с уздечками лежат рядом на земле. А сам лейтенант со шляпой в руке бежит рядом с повозкой, глядит на бабушку и чуть не плачет.
– - Вам, -- говорит, -- встретятся войска, непременно встретятся. Пожалуйста, передайте им, где мы, и пусть пришлют нам что-нибудь -- верховых лошадей или фуры. Не забудете?
– - Тут назади, миль двадцать или тридцать, стояли ваши и хвалились, что у них три мула лишние, -- говорит Ринго.
– - Но мы про вас скажем, если еще кого увидим.
Едем дальше. Впереди городок показался, но мы объехали его; Ринго даже не хотел исполнить просьбу лейтенанта, но бабушка велела остановить мулов и отрядила в город одного из негров передать про тех обезлошаженных солдат.
– - Что ж, хоть одним едоком у нас меньше осталось, -- сказал Ринго.
Поехали дальше. Ехали теперь быстро, меняя упряжку через каждые несколько миль; встречная женщина сказала нам, что мы уже в штате Миссисипи, и под вечер мы выехали на бугор, и вот они, печные наши трубы, торчат под косым солнцем, а за ними -- хибара,
– - Останови, -- сказала бабушка.
Мы остановились -- повозка, сто двадцать два мула и коня и так и не сосчитанные негры.
Бабушка медленно сошла, повернулась к Ринго.
– - Слезай, -- сказала бабушка; взглянула на меня.
– - И ты тоже. Потому что ты молча лгал.
Мы слезли с повозки.
– - Мы лгали, -- глядя на нас, сказала бабушка.
– - Это бумага, а не мы, -- сказал Ринго.
– - В бумаге обозначено сто десять. А у нас здесь сто двадцать два, -сказала бабушка.
– - На колени.
– - Но янки сами, еще до нас, украли их, -- сказал Ринго.
– - Но мы лгали, -- сказала бабушка.
– - На колени.
– - И опустилась первая. Мы стояли у дороги на коленях все втроем, пока она молилась. Развешанная на веревке стирка мирно, ярко поколыхивалась на ветру. Лувиния уже нас увидала; бабушка еще не поднялась с колен, а та уже пустилась к нам по выгону бегом.
УДАР ИЗ-ПОД РУКИ
1
Когда Эб Сноупс погнал в Мемфис ту девятку мулов, Ринго, Джоби и я были заняты новой изгородью. Потом Ринго уехал на своем муле, и догораживать остались мы с Джоби. Бабушка спустилась один раз к нам в низину и оглядела новые звенья изгороди; они расширяли загон почти на два акра. Это было через день после отъезда Ринго. А вечером, когда я с бабушкой сидели у огня, вернулся Эб Сноупс. Он сказал, что выручил за мулов только четыреста пятьдесят долларов. То есть он просто достал из кармана деньги и подал бабушке, а та сочла их и сказала:
– - Это выходит лишь по пятьдесят долларов за мула.
– - Выходит так, -- сказал Эб.
– - А если вы способны больше выручить, то милости прошу -- следующую партию сами продавайте. Я уже признал, что в подметки не гожусь вам как добытчик мулов; возможно, я слаб тягаться с вами даже и как сбытчик мулов.
Он все время жевал что-то -- табак либо ивовую кору, когда не мог достать табак, -- и рубашку носил вечно без воротничка, а в военной форме его отроду никто не видел, хотя в отсутствие отца Сноупс любил распространяться о том, как он служил у отца в полку и какие дела они с отцом вершили. Но я как-то спросил отца об этом, и он удивился: "Кто? Эб Сноупс?" -- и рассмеялся. И все же сам отец велел Эбу приглядывать за бабушкой в свое отсутствие, но одновременно велел мне и Ринго приглядывать за Эбом Сноупсом: Эб, дескать, все равно что мул -- по-своему неплох, но, пока он в упряжке, за ним гляди в оба. В общем, однако, бабушка ладила с Эбом, хотя каждый раз, когда Эб сбывал в Мемфисе мулов и возвращался с деньгами, он заводил одну и ту же песню:
– - Да уж. Легко вам говорить, мэм, сидя тут в безопасности. А я гони эту чертову скотину в Мемфис, без малого за сотню миль, и причем незаметно чтоб, а тут кругом Форрест со Смитом колошматятся{27}, и того гляди напорюсь на патруль янки или наш, и всю скотину конфискуют к бесу вместе с недоуздками. А пригнал в Мемфис, в самую сердцевину вражьей армии, и веди продавай к итинданту, который каждую минуту может разглядеть, что тех же самых мулов купил у меня неполных тому две недели. Да уж. Легко говорить тому, кто, сидя тут на месте, богатеет и ничем не рискует.