Неподобающая Мара Дайер
Шрифт:
— Лицо болит.
Ной посмотрел мимо меня, в никуда. Взгляд его был расфокусирован, зрачки расширились. Из-за темноты или из-за чего-то другого, я не знала.
Я прижала дрожащие руки к лицу Ноя, осторожно балансируя, чтобы не навалиться на него.
— Ты умирал.
Я выговорила эти слова срывающимся голосом.
— Чушь, — сказал Ной, и на губах его появилась улыбка, как будто его это развлекло.
— У тебя посинели губы.
Как посинели губы Рэчел после того, как она задохнулась. После того, как я убила ее.
Ной приподнял брови.
— Откуда
— Я видела.
Я не смотрела на Ноя. Не могла. Я слезла с него, и он сел, скользнув рукой по выключателю и осветив комнату.
— Я уснул, Мара. Ты спала рядом со мной. Ты затащила меня на кровать, и я был рядом с тобой, и… Господи, это был хороший сон.
Ной прислонился к спинке кровати и закрыл глаза.
У меня голова шла кругом.
— Мы целовались. Ты не помнишь?
Ной ухмыльнулся.
— Похоже, у тебя тоже был хороший сон.
То, что он говорил… Это не имело смысла.
— Ты сказал, что я пахну… беконом.
— Что ж, — ровным тоном проговорил он. — Неловкая ситуация.
Я посмотрела на свои руки, безжизненно лежащие на коленях.
— Ты спросил, можешь ли ты меня поцеловать, а потом поцеловал. А после я…
Не было слов, чтобы выразить, что это были за мертвые лица, которые я видела под закрытыми веками. Мне хотелось стереть их, но они не уходили. Они были настоящими. Все это было настоящим. Что бы ни сделал жрец сантерии, это сработало. И теперь я знала, теперь я помнила, а все, чего мне хотелось, — это забыть.
— Я сделала тебе больно, — закончила я.
И это только начиналось.
Ной потер щеку.
— Все в порядке, — сказал он и потянул меня вниз, так что я свернулась рядом с ним — голова на его плече, щека на его груди. Подо мной билось его сердце.
— Ты что-нибудь вспомнила? — прошептал Ной в мои волосы. — Эта штука сработала?
Я не ответила.
— Все в порядке, — очень мягко проговорил Ной, его пальцы легко коснулись моего бока. — Ты просто видела сон.
Но поцелуй не был сном. Ной умирал. Психушка не была просто несчастным случаем. Я убила их.
Это все было взаправду. Это все была я.
Я не понимала, почему Ной не помнит случившегося несколько секунд назад, но зато в конце концов осознала, что случилось со мной несколько месяцев назад. Джуд поймал меня в ловушку, раздавил меня, впечатав в стену. Мне хотелось, чтобы он был наказан, чтобы он почувствовал мой ужас, ужас оказавшегося в ловушке, раздавленного. Поэтому я заставила его почувствовать все это.
И бросила Клэр и Рэчел.
Рэчел, которая сидела со мной часами под огромной покрышкой на игровой площадке нашей старой школы — ноги наши были шершавыми от грязи, — пока я признавалась в пятом классе в своей неразделенной любви. Рэчел, которая сидела тихо, позируя мне для портретов. Рэчел, вместе с которой я смеялась и плакала, с которой я вообще все делала вместе. Рэчел, чье тело теперь превратилось в безжизненную плоть. Из-за меня.
И не потому, что я согласилась принять участие в плане насчет «Тамерлана»,
Я содрогнулась, вспомнив картины, которые вызывала в воображении после убийства хозяина Мэйбл и смерти мисс Моралес. Я не была сумасшедшей.
Я была смертельно опасной.
Рука Ноя перебирала мои волосы, и ощущение было таким восхитительным, таким болезненно восхитительным, что мне с трудом удавалось не плакать.
— Мне надо идти, — ухитрилась прошептать я, хотя мне не хотелось никуда идти.
Мне не хотелось нигде быть.
— Мара?
Ной приподнялся на локте.
Его пальцы пробежали по моей скуле, разбудив мою кожу.
Сердце мое не забилось быстрей. Оно вообще не билось. У меня не осталось сердца.
Ной мгновение изучал мое лицо.
— Я могу отвезти тебя домой, но у твоих родителей появятся вопросы, — медленно проговорил он.
Я ничего не сказала. Не могла. Мое горло было как будто полно битого стекла.
— Почему бы тебе не остаться? — спросил он. — Я могу пойти в другую комнату. Скажи хоть слово.
Мне не удалось сказать и слова.
Ной сел рядом со мной, матрас прогнулся под его весом. Я почувствовала его тепло, когда он подался ко мне, смахнул мои волосы в сторону и прижался губами к моему виску. Я закрыла глаза и запомнила это.
Он ушел.
Дождь хлестал в окно, а я зарылась в его постель и натянула покрывало до подбородка. Но от завывания моих грехов не существовало убежища в постели Ноя или в его руках.
51
Когда Ной вез меня на следующее утро домой, сидеть рядом с ним было худшей из пыток. Было больно смотреть на него, на его омытые солнцем волосы, на обеспокоенные глаза. Я не могла с ним разговаривать. Я не знала, что сказать.
Когда он остановился на нашей подъездной дорожке, я сказала, что не очень хорошо себя чувствую (правда) и что позвоню ему позже (ложь). Потом пошла в свою комнату и закрыла дверь.
Мама нашла меня после обеда в постели, с опущенными жалюзи на окнах. Солнце все равно просачивалось через них, бросая на стены, потолок и мое лицо яркие полоски.
— Ты заболела, Мара?
— Да.
— Что с тобой?
— Все.
Она закрыла дверь, а я повернулась в коконе своих простынь. Я была права: что-то со мной происходило, но я не знала, что делать. Что я могла сделать? Вся моя семья переехала сюда ради меня, переехала, чтобы помочь мне убраться от моей мертвой жизни, но трупы следовали за мной повсюду, куда бы я ни отправлялась. И что, если в следующий раз, когда такое произойдет, вместо Рэчел и Клэр будут Даниэль и Джозеф?