Неподобающая Мара Дайер
Шрифт:
Холодная слеза скользнула по моей горящей щеке. Она защекотала мое лицо рядом с носом, но я не вытерла ее. И следующую слезу. И вскоре утонула в слезах, которыми так и не заплакала на похоронах Рэчел.
На следующий день я не встала, чтобы пойти в школу. И еще на следующий. Теперь мне больше не снились кошмары — к несчастью. Потому что я заслужила их. Я дышала — вдох и выдох, — тогда как Рэчел никогда больше не будет дышать. Если бы я не существовала, она бы все еще жила.
Забвение, которое приходило во сне, было блаженством.
— Даниэль говорил, что ей становится лучше, — говорил отец. — Я должен отказаться от этого дела. Она даже не ест.
— Думаю… Думаю, с ней все будет в порядке. Я разговаривала с доктором Мейллард. Ей просто нужно еще немного времени, — сказала мама.
— Я этого не понимаю. Она так хорошо себя чувствовала.
— Наверное, день рождения оказал на нее такое тяжелое воздействие, — отозвалась мама. — Она стала на год старше, а Рэчел нет. Естественно, что ей приходится нелегко. Если к четвергу, когда у нее прием у врача, ничего не изменится, начнем беспокоиться.
— Она так изменилась, — сказал отец. — Куда девалась наша девочка?
Когда той ночью я пошла в ванную, включила свет и посмотрела в зеркало, чтобы проверить, смогу ли я ее найти, на меня уставилась оболочка девочки, которую не звали Марой. Интересно, как я убила ее?
А потом я нырнула обратно в постель, с дрожащими ногами, со стучащими зубами, потому что это было страшно, слишком страшно, а я не была храброй.
Когда тем вечером в моей спальне появился Ной, мое тело поняло это раньше, чем смогли подтвердить глаза. Он принес книгу «Плюшевый кролик» [75] — одну из моих любимых. Но я не хотела, чтобы он тут был. Вернее, не хотела сама тут быть. Но двигаться не собиралась, лежала на кровати лицом к стене, когда он начал:
75
«Плюшевый кролик» — детская книга Марджери Уильямс. Далее идет видоизмененный пересказ истории игрушечного кролика, который стал настоящим после того, как мальчик по-настоящему его полюбил.
— Длинными июньскими вечерами, в папоротнике, который сиял, как заиндевевшее серебро, послышались мягкие шаги. Выпорхнули белые мотыльки. Она держала его в руках, прижав к себе, на ее шее и в волосах были жемчужные капли, — говорил Ной. — «Что такое Настоящий?» — спросил мальчик. «Это то, что происходит с тобой, когда девочка любит тебя долго, долго. А не просто играет с тобой. Действительно тебя любит». — «Это больно?» — спросил мальчик. «Иногда. Но когда ты Настоящий, ты не возражаешь против того, чтобы тебе было больно». Она спала с ним, ночник горел на каминной полке. Любовь шевельнулась.
Хм-м.
— Нежно качнулась, — сказал Ной. — Громкий шорох. Тоннель в постели, разворачивание
Как и мое.
— Полусонная, она подползла к подушке и прошептала в его ухо, влажное от…
— Это не «Плюшевый кролик», — сказала я.
Голос мой был сиплым — я долго молчала.
— С возвращением, — сказал Ной.
Мне нечего было сказать, кроме правды.
— Это было ужасно.
Ной ответил тем, что профанировал доктора Сьюза. [76] «Одна рыбка, две рыбки, красная рыбка, голубая рыбка» стали учебным рифмованным пособием по фелляции.
76
Доктор Сьюз, Теодор Гейзель Сьюз (1904–1991) — американский детский писатель и мультипликатор.
К счастью, Джозеф вошел в мою комнату как раз тогда, когда Ной продекламировал просто очередное название. «Новые приключения Любопытного Джорджа».
— Можно мне послушать? — спросил мой брат.
— Конечно, — ответил Ной.
Мой разум осквернили непристойные образы Человека в желтой шляпе и его обезьянки.
— Нет, — сказала я.
Мой голос звучал приглушенно — я уткнулась лицом в подушку.
— Не обращай на нее внимания, Джозеф.
— Нет, — громче сказала я, все еще лежа лицом к стене.
— Иди, сядь со мной рядышком, — сказал Ной моему брату.
Я села в постели и бросила на Ноя испепеляющий взгляд.
— Ты не можешь ему такое читать.
Улыбка преобразила лицо Ноя.
— Почему бы и нет? — спросил он.
— Потому что. Это отвратительно.
Ной повернулся к Джозефу и подмигнул.
— Тогда в другой раз.
Джозеф покинул комнату, но, выходя, улыбался.
— Итак, — осторожно проговорил Ной.
Я сидела, скрестив ноги и запутавшись в простынях.
— Итак, — отозвалась я.
— Тебе бы хотелось послушать о новых приключениях Любопытного Джорджа?
Я покачала головой.
— Ты уверена? — спросил Ной. — Он был такой противной обезьянкой.
— Пас.
Тогда Ной бросил на меня взгляд, который разбил мое сердце.
— Что случилось, Мара? — спросил он тихо.
Стояла ночь, и, может быть, потому, что я устала, или потому, что я начала говорить… Или потому, что он впервые задал мне вопрос, или потому, что Ной был таким душераздирающе, невозможно красивым, сидя на полу рядом с моей кроватью, окруженный ореолом света лампы — но я ему рассказала.
Я рассказала ему все, с самого начала. Я ничего не утаила. Ной сидел неподвижно, как камень, глаза его не отрывались от меня.
— Иисусе Христе, — сказал он, когда я закончила.
Он мне не поверил. Я отвела взгляд.
— Я думал, что спятил, — сказал Ной самому себе.
Я быстро посмотрела на него.
— Что? Что ты сказал?
Ной пристально глядел на стену.
— Я видел тебя… Ну, во всяком случае, твои руки — и слышал твой голос. Я подумал, что схожу с ума. А потом ты появилась. Невероятно.