Неподобающая Мара Дайер
Шрифт:
— Я его не забирал, — сказал Ной.
Голос его был ясным. Сильным. Но он не отрывал напряженного взгляда от пола. Он не смотрел на меня.
Я поверила, но спросила:
— Тогда кто его забрал?
Впервые с тех пор, как Ной начал говорить, он повернулся ко мне.
— Мы это выясним.
Я попыталась расположить всю информацию в каком-то разумном порядке.
— Итак, Джозеф не посылал тебе СМС, — сказала я.
Мое сердце забилось быстрее.
Ной покачал головой, но улыбнулся мне самой мимолетной
— Что? — спросила я.
— Я слышу это, — сказал Ной.
Я в замешательстве уставилась на него.
— Тебя, — тихо проговорил он. — Биение твоего сердца. Твой пульс. Твое дыхание. Всю тебя.
Мой пульс взбунтовался, и улыбка Ноя стала шире.
— У тебя собственное звучание. У всех оно есть: у животных, у людей. Я его слышу. Когда человек или животное чувствует боль, сильную усталость, что угодно, — я могу это определить. И я думаю… Блин! — Ной наклонил голову и потянул себя за волосы. — Что ж, это прозвучит безумно. Но, возможно, я в силах помогать, — сказал он, все еще опустив глаза.
Но потом поднял взгляд на меня, на мою руку. На мое плечо.
Невозможно.
— Когда ты спросила, почему я курю, я ответил, что никогда не болел. Это правда, и, когда я подрался, мне некоторое время было больно, но потом — ничего. Никакой боли. Все прошло.
Я недоверчиво посмотрела на него.
— Ты говоришь, что умеешь…
— Как твое плечо, Мара?
У меня не было слов.
— Сейчас ты испытывала бы очень сильную боль, даже после того, как плечевой сустав вправили. А твое предплечье? — спросил Ной, беря меня за руку и рассматривая ее.
Он провел пальцем от моего локтя до запястья.
— У тебя все еще были бы волдыри и, наверное, начали бы появляться рубцы, — сказал он, шаря взглядом по моей целой коже.
Потом глаза его встретились с моими.
— Кто тебе сказал о моей руке? — спросила я.
Мой голос звучал словно издалека.
— Никто не говорил. В том не было необходимости. Мэйбл умирала, когда ты привезла ее ко мне. Ей было так плохо, что мама не думала, что собака переживет ночь. Я остался вместе с ней в клинике и… Не знаю… Обнимал ее. И слышал, как она выздоравливает.
— Это не имеет смысла, — сказала я, уставившись на него.
— Знаю.
— Ты говоришь, что каким-то образом видел нескольких людей, которым предстояла смерть. Ты мог чувствовать эхо того, что чувствовали они. И всякий раз, когда мое сердце… Или все остальное… Начинает работать быстро, ты можешь это слышать.
— Знаю.
— И каким-то образом ты можешь слышать, что в людях неправильно, что у них не так, — и поправлять дело.
— Знаю.
— В то время как я способна лишь на то, чтобы…
Убивать. Я едва могла думать об этом.
— У тебя тоже были видения, разве не так? Тебе мерещилось всякое?
Глаза Ноя изучали мои глаза.
Я покачала головой.
— Галлюцинации. Ничего
Ной немного помолчал.
Я обдумала каждую галлюцинацию, какая у меня была. Стены класса. Джуд и Клэр в зеркале. Сережки в ванной. Ничего этого на самом деле не было. А события, которых, как я думала, не случилось, — так я оправдывала смерть Моралес и смерть хозяина Мэйбл — произошли.
У меня и вправду был посттравматический синдром. Это было реальным. Но то, что произошло — что я сделала, что могла сделать, — это тоже было реальным.
— Я просто знаю, — сказала я и на том закончила.
Мы пристально смотрели друг на друга, не смеясь, не улыбаясь. Просто смотрели. Ной — серьезно, я — недоверчиво, пока меня не оглоушила мысль, настолько важная, что мне захотелось прокричать ее вслух.
— Вылечи меня, — велела я Ною. — Эта штука, то, что я сделала… Ной, со мной что-то не так. Исправь это.
Выражение лица Ноя разбило мне сердце. Он откинул волосы с моего лица и легко провел рукой по моей шее.
— Не могу.
— Почему? — спросила я.
Голос мой грозил вот-вот сорваться.
Ной поднял обе руки к моему лицу и сжал его.
— Потому что ты не больна, — сказал он.
Я сидела совершенно неподвижно, медленно выдыхая через нос. Любой звук сокрушил бы меня. Чтобы не дать себе заплакать, я закрыла глаза, но на них все равно навернулись слезы.
— Итак, — сказала я.
Горло мое сжалось.
— Итак.
— Мы оба?
— Похоже на то, — сказал Ной.
Слеза скатилась на его большой палец, но он не убрал рук.
— Каковы шансы на…
— Крайне неблагоприятные, — перебил Ной.
Я улыбнулась под его пальцами. Я так остро чувствовала его, нас, потерянных и запутавшихся, не понимающих, что происходит и почему.
Но мы не были одиноки.
Ной придвинулся ближе и поцеловал меня в лоб. Выражение его лица было спокойным. Нет, больше того. Оно было умиротворенным.
— Ты, должно быть, умираешь с голоду. Позволь принести тебе что-нибудь с кухни.
Я кивнула, и Ной встал, чтобы уйти. Когда он открыл дверь моей спальни, я заговорила.
— Ной?
Он обернулся.
— Когда ты слышал меня прежде… Прежде чем я сюда переехала. Что я сказала?
Лицо Ноя стало серьезней.
— «Убери их».
52
— Должен сказать, мне нравится спать вот так.
Я сомневалась, что когда-нибудь устану слышать голос Ноя в темноте моей спальни. Его вес в моей кровати был незнакомым и волнующим. Он лежал на двух моих подушках, а я свернулась у его бока, деля с ним одеяло. Моя голова покоилась на плече Ноя, щека — на его груди. Сердце его билось ровно. Мое — безумно.