Неподражаемый доктор Дарвин
Шрифт:
— Нет, его сюда отволокли волоком. Вы уверены, что никто из присутствующих этого не делал?
— Совершенно исключено, сэр, — снова подал голос священник. — Я как раз проходил мимо и вошел сразу же за сторожем. Этот несчастный лежал ровно так, как вы сейчас видите.
— Ровно так, как швырнул его демон, — негромко заметил оборванец-посыльный.
Кучка собравшихся вокруг тела людей нервно поежилась, с беспокойством оглядывая полутемный зал.
— Но-но, только без богохульства, — кротко пожурил священник. — Не след призывать демонов, когда здесь только что умер человек. Уверен, доктор сумеет назвать нам вполне
Все взоры обратились на Дарвина. Тот пожал плечами и раздраженно встряхнул головой.
— Диагноз напрашивается сам собой — внезапный сердечный приступ. Однако не могу с чистой совестью сказать, что тем все и объясняется. Ведь я видел этого человека совсем недавно, причем разглядывал его весьма тщательно. И он вовсе не стоял на краю могилы. Тут что-то другое.
Нагнувшись, доктор приподнял вялую правую руку мертвеца и перевернул ее. На ладони отчетливо выделялся зловещий отпечаток в форме сердца: белый внутри и пылающий, кроваво-красный по краям.
— Метка Зверя!
Все, кроме Дарвина и Джеми Мерчисона, попятились.
— Вздор! — Голос священника звучал куда менее уверенно, чем слова. — Обычная рана — ожог. Разве не так, сэр?
— Нет, не так. — Дарвин поманил Мерчисона, и юноша опустился на колени, чтобы разглядеть след повнимательнее. — Ни один студент-медик не согласился бы с подобным заключением, вздумай я его высказать. Что же до шрама… — Он замолчал, а потом вдруг поднял взгляд. — Хотелось бы мне провести более полный осмотр тела. За двадцать лет практики я не видел ничего подобного.
Доктор выпрямился, снова подошел к пьедесталу и поднял стеклянную сферу.
— Берегитесь! — испуганно вскрикнул Джеми Мерчисон.
— Беречься — чего? — Дарвин разглядывал пустующее гнездышко среди черного бархата и посеребренный пьедестал. — Если никакого демона, охраняющего Сердце Ахурамазды, не существует, то мне ничего не грозит. А если такой демон и есть, то я опять-таки могу не бояться, поскольку он несет стражу при рубине, а рубина здесь нет.
— Так вы и в самом деле верите, что мы имеем дело с… с… — не в силах произнести слово «демон», священник закончил иначе: — …с великой тайной?
— Нет, сэр. — Круглое лицо Дарвина выражало живейшее любопытство. — Мы столкнулись не с тайной, а по крайней мере с пятью тайнами сразу. Как умер этот несчастный? Кто его убил — или же что его убило? Где Сердце Ахурамазды сейчас? Где его верный страж Дариуш Шарани и почему он сбежал? И наконец — загадка, пожалуй, самая незначительная, но и самая странная, — кто призвал меня сюда на помощь мертвецу, когда мое призвание — помогать живым?
Званый ужин в доме Джозефа Фолкнера принял самый что ни на есть диковинный оборот. Еще изначально гостям — было их около полудюжины — посулили захватывающую научную и литературную беседу с выдающимся врачом и изобретателем из Средней Англии. Однако вместо обещанного остроумца взорам гостей предстал крайне задумчивый и неразговорчивый Дарвин. Он добросовестно уничтожил причитающуюся ему порцию йоркширского пудинга и ростбифа с петрушкой и хреном, не побрезговал и добавкой, но как ни в чем не бывало переложил на плечи остальных сотрапезников все труды по поддержанию светской беседы. Лишь когда подали десерт — фрукты в коньяке со взбитыми сливками, — доктор поднялся, поковырял пальцем во рту, вытаскивая застрявший меж задних зубов кусочек
— Джентльмены… и, разумеется, дамы. С вашего позволения мне хотелось бы сыграть в одну игру. Если не возражаете, я поделюсь с вами некой загадкой и был бы крайне рад услышать любые мнения или мысли по этому поводу.
— Ну наконец! — взмахнул рукой Джозеф Фолкнер. — Говорите же, Эразм! Признаюсь, ваше молчание меня изрядно беспокоило. Остальные уже наговорились вволю, однако мои друзья сошлись сюда послушать именно вас.
Гости дружно закивали — все, кроме престарелой тетушки Джейкоба Поула. Старушка была туга на ухо, но, коротая время за винцом, ничуть не расстраивалась, что пропускает беседу.
— Всем, кто пришел меня послушать, предстоит разочарование, — предупредил Дарвин. — У меня нет ответов, одни только вопросы. — Он обвел взглядами комнату, залитую светом настенных канделябров и подвесных ламп, и убедился, что полностью завладел вниманием слушателей. — Позвольте для начала описать кое-какие события, произошедшие со мной сегодня.
Он тщательно и в подробностях изложил все, начиная с появления в таверне «Голова вепря» оборванного посланца и кончая своим уходом из выставочного зала на ужин к Фолкнеру. Рассказывая, доктор внимательно разглядывал сидящих за столом.
Общество собралось довольно любопытное и разношерстное. Домашний уклад Джозефа Фолкнера был пронизан духом своеобразного равенства, а потому званые на ужин гости сидели вперемежку со слугами.
Место Дарвина находилось во главе стола. Напротив него располагался сам хозяин, а слева от Фолкнера — Мэри Роулингс, рыжеволосая тридцатилетняя красотка с молочно-белой кожей и очень решительными голубыми глазами. Она то и дело собственническим жестом накрывала ладонью руку пожилого джентльмена. Дарвин мысленно пожал плечами — он придерживался весьма либеральных взглядов. Во-первых, мисс Мэри наверняка знает, что по ту сторону Атлантики у Фолкнера имеется законная супруга, а во-вторых, она уже не маленькая, прекрасно может сама принимать решения.
Кресло посередине стола пустовало. Оно предназначалось для владельца фабрики по производству сельскохозяйственного оборудования, но его задержали дела в Норвиче. Он прислал записку с извинениями, и в конце ужина на свободное место тихонько скользнула протеже молодого Мерчисона, синеглазая и русоволосая Флоренс Траструм. Она налила себе кофе и положила глазированных слив. Джозеф Фолкнер не почитал традиционного классового деления, так что ее переход из прислуги в участницу трапезы не вызвал никакого удивления.
Дарвин успел уже присмотреться к Флоренс, пока та руководила подающими на стол лакеями, и пришел к выводу: второй такой здоровой, энергичной и непосредственной девушки во всем Лондоне еще поискать. Любые воображаемые недуги были от нее далеки, как от луны, что делало рассказ Джеми Мерчисона еще менее правдоподобным.
Напротив Флоренс, между полковником Поулом и его глухой тетушкой, сидел Ричард Кросс, молодой человек лет двадцати пяти. По словам Мерчисона, он тоже заходил в комнату девушки и не обнаружил там ничего необычного. Кросс был худощав, нервен и заметно сутуловат. В доме он занимал положение промежуточное между платным жильцом и просто гостем. На протяжении всего ужина Кросс не отрывал черных умных глаз от тарелки и лишь сейчас обратил взгляд на Дарвина.