Непогрешимая Россия
Шрифт:
Шульгин только зря думал, что «социализм смоется, но границы останутся». В 1991 году социализм смылся, а «созданная Богом» территория скукожилась до границы XVII века после прихода к власти правителей, изображающих из себя продолжателей традиционной линии Российской монархии, для чего они окружили себя православной атрибутикой, но на деле продолжают традиции разрушителей России, в то время как поносимые ныне «безбожники-большевики» подготавливали, по словам того же Шульгина, «пришествие самодержца всероссийского». И подготовили. Шульгин не знал, кто это будет, догадывался лишь, что не Ленин и не Троцкий. Это будет «большевик по энергии и националист по убеждениям».
Шульгин делал такие выводы, хорошо зная российские реалии, социолог-теоретик В. Парето открывал будущее «на кончике пера». Он называл нынешнюю форму правления на Западе «демократической плутократией» и искал аналогии в том же Древнем Риме. «Древний Рим был земледельческой республикой, начавшей превращаться в плутократию после разрушения Карфагена и завоевания Греции… Римская демагогическая плутократия господствовала
14
Парето, В. Трансформация демократии. – М.: Издательский Дом «Территория будущего», М., 2011. – С. 61–62.
Приведённая короткая цитата из огромных по объему сочинений Парето очень «мыслеёмка». Чего стоит одно только сравнение римской бюрократии времён Августа с чиновничеством царской России. Воистину, Россия никакой не «третий» Рим, а самый что ни на есть первый! Русское чиновничество бессмертно. Ленин, когда писал в шалаше «Государство и революцию», призывал не овладеть государственной машиной, а сломать её. Но «Ленин предполагает, а субъективные условия располагают». Незадолго до смерти Ленин с прискорбием констатировал, что государственный аппарат остался в до неприличия дореволюционном виде. Шульгин только употребил неправильное словосочетание «субъективные условия» – это не субъективные условия, а национальные особенности, национальная самобытность, – теперь стало модно говорить «идентичность», любовь к щеголянию иностранными словесами у нас тоже, увы, национальная черта, её ещё Чацкий клеймил, но заимствованный термин «идентичность» в русском языке обрел совсем иной смысл, нежели в немецком или французском.
А «военная плутократия» у Парето? Да это же наши нынешние силовики-бизнесмены! Римская история у нас повторяется. Только она также и кончится.
Но – самое главное – Империя, которую и доныне считают идеалом Проханов, Дугин и Кургинян – была в Риме вырожденной формой государственности, и процесс этого вырождения четко проследил Парето. К сожалению, он пользовался придуманными им и тяжеловесными и неудобопроизносимыми терминами такими как «резидуум». А. А. Зотов, переводивший на русский язык его «Компендиум по общей социологии» [15] , крайне неудачно перевёл этот главный термин как «остаток». У Парето имеются в виду генетически запрограммированные наследственные шаблоны поведения, в современной этологии они коротко и точно называются «биотипами».
15
Парето, В. Компендиум по общей социологии. – М.: Издательский
Дом Государственного университета Высшей школы экономики, 2008.
Парето делил биотипы на разные классы, главные из них – инстинкт комбинаций и инстинкт сохранения агрегатов их соответственно определяют – периодически сменяют друг друга [16] . «Римский народ победил народы Греции и Карфагена главным образом благодаря тому, что в нём были более интенсивны, чем в этих двух народах, чувства сохранения агрегатов, известные под именем любви к Родине» [17] . Но с этих завоеваний началось и вырождение. Состав правящего слоя менялся. «Вначале новым элементом являются римляне, латиняне, италики, элита обновляется, не изменяя своего этнического состава. Но в конце в ней оказываются главным образом выходцы с востока, характер элиты полностью меняется… В Риме к концу Республики в правящем слое преобладали остатки класса I и был заметен дефицит остатков класса II… С установлением Империи начинается движение в противоположном направлении». В период от Второй Пунической войны до конца Республики «вся или почти вся элита состоит из коренных элементов. Однако к концу Республики совершаются крупные и быстрые изменения в составе и граждан, и элиты… Родилась та, что однажды будет названа плутократией» [18] .
16
Парето, В. Компендиум по общей социологии. – М.: Издательский Дом Государственного университета Высшей школы экономики, 2008. – С. 365.
17
Указ. соч. – С. 1048.
18
Указ.
Однако в Эпоху Империи «движение в противоположном направлении» было кратковременным. Уже Ювенал сетовал на наплыв в Рим чужеземцев. Греки и выходцы с востока в большом количестве несли с собой «остатки класса I. Латинская и италийская кровь вымывалась» [19] . Государственный строй эпохи Республики определяло «стремление римлян сохранить свободу и независимость, которое поддерживалось посредством политического формализма, позволившего избегать опасности анархии. Именно так и было до конца Республики. Тогда исчезла склонность к политическому формализму (прежде всего потому, что римляне замещались людьми иных национальностей), стремление к свободе и независимости также ослабло, и они приняли деспотизм Империи как наименьшее зло» [20] .
19
Указ. соч. – С. 1133.
20
Указ. соч. – С. 841.
Данте, как мы помним, возносил до небес империю Августа как самый совершенной строй, а эта империя, как и всякая другая, была лишь «наименьшим злом», ступенью на пути к вырождению. И вовсе не она была выражением «римского начала».
Данте пел дифирамбы монархии не от хорошей жизни, его удручала политическая раздробленность Италии его времени, а его подлинные политические предпочтения были совсем иными.
Да, он засунул в пасти Люцифера вместе с Иудой Брута и Кассия, приравняв тем самым Цезаря к Христу, но наибольшее восхищение у него вызывал до конца сражавшийся против Цезаря Марк Катон, который, «дабы возжечь в мире любовь к свободе и показать, как много она значит, предпочел уйти свободным из жизни, чем оставаться в ней без свободы» [21] .
21
Данте Алигьери. Малые произведения. «Монархия». II. V. – М.: Наука, 1968. – С. 329.
Не захотел Катон жить при «совершенной монархии», значит, не такая уж она была «совершенная». И Данте вознес его на такую высоту, что поставил его у врат Чистилища на ту же роль, какую Пётр выполняет у врат Рая. А поэта Лукана, автора антицезарианской поэмы «Фарсалия», Данте поместил в Лимб, вместе с другим Брутом, консулом первого года Республики, установленной после изгнания из Рима этрусских царей.
Сколько гимнов пропето режиму единоличной власти в разных странах, в частности и в особенности у нас! Шульгин вот тоже радовался, что большевики её возрождают. А вот римляне почти полтысячелетия прекрасно обходились без неё, наоборот, прилагали все усилия к тому, чтобы такая власть не возникла. За это время Рим отразил нашествие галлов, победил Пирра, объединил под своей властью Италию, выдержал тяжелейшую войну с Ганнибалом, завоевал Испанию, Иллирию и Грецию, распространил своё влияние на Северную Африку и Малую Азию, а во главе государства неизменно стояли два консула, которые избирались каждый год.
Данте объяснял эти победы богоизбранностью римского народа. При этом он «не делал разницы между империей и республикой и, не задумываясь, наделял время Августа и Тиберия гражданскими доблестями, о которых читал у Тита Ливия и у Цицерона». Он называл римлян «святым народом», и его ничуть не смущало, что римский народ, который он называл «“святым”… поклонялся языческим богам» [22] .
Именно в римской Республике, а не в Империи, воплощалось то «римское начало», которое Ницше прославлял как «аристократическое». Его поправлял Дриё Ла Рошель: «Там, где есть диктатор, нет больше элиты; это означает, что элита не выполняет больше своих обязанностей» [23] . Империя уже не могла быть противовесом «еврейскому началу» в лице христианства. Но и с этим началом Ницше напутал.
22
Дантовские чтения. – 1979. – С. 136, 137.
23
Internationaler Faschismus. 1920–1945. – Nymphenburger, Miinchen, 1966. – S. 74.
В чём была «истинная сущность» христианства, о которой многие толковали всуе? Выдуманный Достоевским Великий Инквизитор не мог поверить, как, конечно, и сам Достоевский, что Христос приходил на землю не для всех, а только для избранных. А вот Кальвин в это верил и открыто об этом говорил. Кальвинизм был религией основателей США, отсюда и претензии американцев на «избранность».
Рим эпохи Христа перестал быть аристократическим, старая аристократия выродилась и отжила своё. На смену ей Иисус создавал новую аристократию, создавал из верующих в него как единственного Сына Божия новый избранный народ и внушал ученикам своим: «Вы – соль земли» (Мф. IV, 13; Мк, IX, 50). Он учил их входить тесными вратами, которые находят лишь немногие, т. е. явно обращался к меньшинству (Мф. VII, 13–14), ибо если в тесные врата ринется толпа, то люди лишь друг друга передавят. «Много званых, а мало избранных», – дважды этот рефрен повторяется у Матфея (XX,16) (XXII,14), звучит он и у Луки (XIV, 24).