Непокорная для шейха

Тимина Светлана

Лучше бы я была и наивной. По крайней мере, у меня бы оставалась надежда на то, что я вырвусь из подобной передряги.

Висам поднял руку. Коснулся теплыми пальцами моей щеки, оставив на коже обжигающую метку. Уже не любовника, а полноправного владельца. Хотела бы я истолковать этот жест иначе, но увы! Обстановка, запах восточных благовоний, моя одежда, в конце концов — все это уже не оставляло шансов на заблуждение.

— Ты все сама прекрасно поняла, Аблькисс. Ты не покинешь пределы дворца. Не свяжешься со своей семьей, пока я не решу, что ты этого достойна. С этой

минуты ты полностью моя. Телом, душой, всеми своими мыслями и желаниями!

Навкрняка в книжке о любви это прозвучало бы иначе. Воспламенило бы кровь и мозг, заставив меня забыть и о свободе, и о прежней жизни. Даже Зейнаб на это бесстыдно намекала, словно похищение и удержание в плену — в порядке вещей! Моя же реакция была и близко не похожа на ту романтическую херню, которую авторы вкладывают в головы потенциальных жертв стокгольмского синдрома.

У меня повысилось давление. Кровь кипела — это да. Но не от страсти и не от желания немедленно отдаться захватчику. Хотелось съездить по его лицу, и не красивой пощечиной в стиле леди, а кулаком, разбивая нос! А вместе с тем я уже понимала: хоть сравняй с землей дворец эмира в припадке ярости, ничего не изменится.

Висам не примет иного решения. Его мать скорее укутает меня в смирительную рубашку, чем от греха подальше вытолкает в направлении аэропорта. Можно уповать на благоразумие эмира, но с другой стороны — неужели он не видит, что происходит прямо перед его носом? Если видит — тут не обошлось без одобрения.

— Висам, — я увернулась от поглаживания, шлепнув его по руке. — Ты же не конченый варвар, который вчера выбрался из песка! Ты сам понимаешь, что даже если удастся держать меня тут, я тебя возненавижу. Ты так хочешь? Немедленно принеси мой телефон, а потом мы поговорим! Я останусь здесь только на таких условиях, и запомни…

Я прервала свою гневную речь, уже лишённую налета хладнокровия, неожиданным, даже испуганным полувскриком — полувздохом. Мои пальцы оказались в стальной хватке ладони Висама. Я даже испугаться не успела, настолько была ошарашена этим поступком. А Висам не стал ждать, пока я приду в себя: свободной рукой зафиксировал мой подбородок, впечатывая подушечки пальцев в скулы.

— Кажется, Аблькисс, ты не из тех, кто понимает с первого раза. Что ж, я тебе поясню. Больше нет Киры Полянской! Никто не знает, где ты и с кем. Никто не придет тебе на помощь! И если ты ещё раз посмеешь ударить меня, ты жестоко поплатишься! Я ясно выразился?

Я не знала, осталась ли на мне прежняя маска хладнокровия. Стало трудно дышать. Казалось, хватка Висама сжимала не мое лицо, а шею. Я даже не представляла, что когда-то настанет тот миг, когда я увижу его таким. Что вместо избалованного сына эмира, порхающего от одной юбки к другой, мной предстанет опасный, властный и подавляющий мужчина, настолько уверенный в себе, что похитить наследницу миллионного бизнеса для него не составит никакого труда. А я не ошиблась. Все это я видела в его глазах. Сердце билось в груди пойманной птицей, а рассудок пошел рваными огненными разломами. Только теперь он понял, что все происходящее — не шутки.

Один взгляд. Маски пали.

На меня взирала тьма глазами самого дьявола, перед которым пал на колени весь мир. Шайтана, который, как я с ужасом осознала, ничего не остановит от того, чтобы поставить на колени меня.

— Отпусти, — нет, люди не ломаются по щелчку пальцев. Мои слова не прозвучали униженно, я еще помнила, кто я есть и из каких передряг выходила не раз. — Больно.

Ничего не дрогнуло в лице Висама, мне даже показалось, что нажим пальцев усилился.

— Ты ничего не знаешь о боли, Аблькисс. И постарайся сделать так, чтобы тебе не пришлось о ней узнать. После этой боли передо мной склоняются даже те, кто привык получать подобное с детства. Вряд ли тебя так воспитали.

Боль меня точно не пугала. Куда сильнее я в тот момент боялась того, кем в этот миг стал для меня Висам Аль-Махаби. И несмотря на это, я смотрела в его глаза с нескрываемым вызовом и твердостью. Не потому, что моя воля была выкована из стали и я не боялась ни бога, ни черта. Боялась. Такие мужчины получают все, что хотят. Если бы я только думала головой, а не маткой, и рассмотрела изначально, кто скрывается за внешностью и повадками бога секса!

— Ты не посмеешь поднять на меня руку.

— Я нет, — гипнотизируя мою волю своими черными глазами, произнес Висам. — Воспитанием непокорных наложниц занимаются специально обученные люди.

— Вы… вы конченые варвары, ты и твоя семья!

Я думала, он меня сейчас ударит. Но Висам лишь криво усмехнулся.

— Я не желаю, чтобы моя будущая жена шла по этому пути. Не хочу получать твою любовь подобным образом. Но ты должна понимать: не составишь мне выбора, я это сделаю.

— Твоя жена? Ты вообще нормальный?

Висам разжал пальцы. На моих скулах запульсировали, словно метки, его отметины. Особой боли он мне не причинил, но ясно дал понять, кто тут главный. И каким-то скрытым глубоко чувством самосохранения я безошибочно считала этот посыл.

— Разве ты не рада, Кира? — он умел сбавить градус отчаяния, умело манипулируя словами. Мое имя тоже не стало исключением. — Я не подвергну тебя унижению ублажать меня на правах бесправной наложницы. Сделаю тебя своей первой женой, мне плевать на традиции и планы матери! Я готов положить к твоим ногам целый мир! Ответь своим согласием, и пусть страх и неприятие в твоих глазах больше не стоит между нами!

— О таких вещах в цивилизованной стране принято спрашивать женщину, а не надевать ей мешок на голову и не тащить в свою страну! Я не ответила тебе согласием и не дала повода думать, что хочу за тебя замуж!

Висам погладил отметины своих пальцев. Ласково, словно успокаиваю непокорную кошку.

— Нет, моя Аблькисс. Ты ответила согласием в первую же ночь, когда отдавалась мне на берегу под светом звезд. И если первый раз можно было понять превратно, то ты не оставила сомнений в своих намерениях, когда полетела со мной снова. Не ври себе и мне, Кира. В твоём сердце пылает огонь, и он едва ли уступает моему собственному пламени при виде тебя. Когда двоим людям так хорошо, они просто не могут не быть вместе.